Вчера я впервые съездила с ребенком в дачной электричке. В смысле, в электричке, полной пятничными дачниками. Почти шесть вечера. Уработавшиеся, униженные недельным трудом, хамством начальства, поездками в переполненном транспорте, дачники спешили на свои сотки, чтобы в воскресенье вечером вернуться в город на такой же, набитой другими бедолагами, электричке.
Деревенские дачников не любят. Не уважают. И есть за что.

Именно в вечерней дачной электричке (или в утренней толпе в метро) проявляется настоящий уровень человеческой культуры.

Петербург - город культурный. Но не столь культурный, как ему хотелось бы о себе самом думать. Его культуры хватает на спокойное время, в экстремальных же ситуациях петербуржцы звереют. На вечер пятницы в канун майских праздников культуры не остается.

Наши люди живут отрезками, измеряемыми выходными и праздниками. От пятницы до пятницы, от праздников до праздников, от бани до шашлыков время наполнено тягостным ожиданием свободы и свежего воздуха. За время этого ожидания люди звереют.

С такими зверями я вчера и ехала. Народ забитый, загнанный, нервный. Все уставшие, дерганные, бегут прямо с работы, откуда отпросились пораньше. Заняли все места для пассажиров с детьми и инвалидов. Мне с коляской просто некуда было встать.

Все мужики делали вид, будто увлеченно разглядывают круги на грязном полу. А бабы, сплотившись в своей мизогинной солидарности, стали меня поносить: такая я и сякая, наглая, бессовестная, не могу постоять, они рожали и стояли, давились, мучились, а я не могу. В итоге уступили мне одно место на скамейке для двоих, у входа. Все пространство заставлено тележками, коробками. Сажусь, беру ребенка на руки. Кругом народ, затирают локтями мою дочь по голове. Прошу тетку хотя бы поменяться местами, если она не хочет встать.

"Ах, вам хочется сесть у окна? Очень хотите смотреть в окно? Так и скажите". Сидит и не двигается с места.

Здесь сыграла роль многопоколенческая скотская жизнь. Когда народ возят сначала в столыпинских вагонах, потом в сталинских теплушках, затем в хрущевских дымных ПАЗах, место у окна ценится как социально статусное. Есть место у окна и место у параши. Люди готовы драться за место у окна, потому что в этой своей скотской жизни с работой по 50 часов в неделю, с пробками, толпами, подъемом в шесть утра, они не то что окна - неба не видят.

Конкретно эта тетка и по телефону, уже выехав из Петербурга, продолжала работать, пересчитывать показания чьих-то счетчиков. И жаловалась подруге, что на всю пятницу ее угнали на субботник.

Пришлось взяться за воспитания. Пожалеть. Понимаю, говорю, откуда ваша остервенелость: вам за пятьдесят, а вы до сих пор не заработали права не пахать с утра до вечера, и вас, будто скотину, гоняют на субботник.

Сначала возмутилась. Стала искать среди совагонниц (вернее сказать, сокамерниц) участия. "Всем надоела! Всех на уши подняла! Как не стыдно! Бессовестная". Тетки с суровыми и глупыми лицами смотрели на меня и подчеркнуто громко нас с дочерью обсуждали. Но потом клуша с субботника заплакала. Оказалось еще, что мы выходим вместе. От стыда она убежала в другой вагон и с платформы спустилась прямо в лес и лужу - лишь бы со мной не встречаться.

Умный всегда сам поймет унизительность своего положения, а дураку надо дать прочувствовать. Поэтому дураков нужно учить через унижение. Страх вырабатывает рефлекс, а унижение заставляет меняться. Это правда, которую у нас признают неохотно.

Бедный наш униженный народ. Работать до потери человеческого лица, давиться днями в транспорте, в страшной тесноте два часа ехать в пятницу на дачу, чтобы там, уже в семь утра, выйти с лопатой, а в воскресенье после обеда - снова нырять в переполненную электричку... Страшная жизнь, жуткая... Я никогда не любила дачников. В том смысле, что я никогда не видела себя в формате дачном.

У меня слишком много увлечений, чтобы я могла тратить столько времени на дорогу и дачу. За городом нужно жить. Хотя бы по несколько дней. Чтобы иметь возможность отдыхать... Дачников не любят и работодатели. Многие дачники из нашей деревне отпрашиваются с работы еще в четверг вечером, а возвращаются поздно вечером в понедельник. Они работают три дня в неделю.

Хороши же работники! Но это дачники профессиональные. А дачники любители грузятся за город в пятницу вечером. Уставшие, с трагически безразличными лицами.

Почти все мужики в электричке же достают пиво. Бабы едят чипсы, шоколадки. Женщины постарше, самодовольные, гордые, везут на дачу своих внуков. Еще на станции они вынимают из сумок сосиски в тесте, пиццу, шоколад, газировку, сладкие восстановленные соки. Зайдя в поезд, принимаются проводить инспекцию своих дачных авосек: в них ароматизированный чай в пакетиках, пирожки, заварные каши, химические йогурты с красителями. Они бережно перекладывают свои скудные запасы, любовно их перепаковывают - этим предстоит маленьких детей два дня.

Я знаю, что в наши дни огромное число поколенческих конфликтов в России связано с отсутствием у старших людей культуры питания. Дети возмущаются, когда их мамы и бабушки закармливают малышей колбасой, Эрмигутом и дешевыми конфетами. Возмущаются, но ничего поделать не могут.

А делать надо. Бывают ситуации, когда культура прививается только силой. Как быть? Забрать внуков. Не приводить их в гости к бабушке, которая не хочет учиться и даже уважать право своих детей самим принимать решения относительно воспитания малышни не хочет. Если хотя бы каждый второй человек, чья мать или свекровь не может отличить майонез от кефира, запретит столь упертой особе водиться с внуками, наша страна начнет прогрессировать гораздо быстрее. Уверяют вас... Впрочем, это вопрос уже о совсем другой культуре...

А пишу я сегодня о культуре экстремальных коммуникаций. Ее в России нет. Есть злость, загнанность, усталость. Которые в стрессовых ситуациях обнажают почти уголовные нравы людей. Биться за место у окна, опустить слабого...

Знаете, недавно один мой френд, Дмитрий Бородин, отметил, что без него его жену с коляской постоянно обижают: нахамят, прикрикнут, пригрозят. Я мало ездила по городу с коляской, особенно без мужа. Однако все наши вылазки с дочкой обычно приводили к подобным инцидентам. "Куда прешь?" и "Чего расселась?" - обязательно.

Петербуржец, встретивший на улице женщину с коляской, при условии отсутствия свидетелей, очень хочет на нее накричать, подрезать ее резким поворотом, посигналить громко или просто занять единственное свободное место. Петербуржцу, работающему с девяти до половины восьмого и около трех часов в день проводящему в дороге, очень нужно на ком-нибудь сорваться. Женщина с ребенком - лучший вариант. Даже если она окажется сильная и смелая, то все равно не бросит ребенка, чтобы наподдавать обидчику. И пусть у нее будет муж. Пусть он даже в это время смотрит в окно - все равно не успеет выбежать со своего восьмого этажа.

Иногда я впадаю в красочное состояние духа и неоправданно хвалю людей. Восторгаюсь широтой их души и культурным прогрессом, который они совершили за последние годы. Потом мне нередко становится за этот импульс стыдно.

Вчера, когда целый вагон зверей травили меня за то, что я хочу присесть с грудным ребенком на руках, мне стало стыдно. Так и хотелось заорать: да какие вы, блин европейцы? Суки вы!

*** Не надо мне говорить, что без машины детей не воспитывают. Во-первых, мне по времени удобней на электричке. Во-вторых, это дешевле. В-третьих, машину мы покупаем. Но поиски затянулись из-за традиционной любви россиян к игре "найди лоха".

Вся национальная наша идея может быть сведена к мечте о лохе. Из-за чего подбор машины сильно затрудняется: девять из десяти авто вместо целых и красивых оказываются залатанными монтажной пеной. Представьте, сколько нужно потратить время, чтобы посмотреть и проверить в разных частях Петербурга девять авто...