И тогда ты останавливаешься, оглушенная мыслью, что Украина находится здесь. Вот прямо здесь, где высокие сосны. Горячий воздух. Свежевыкрашенные стены домов не только потому, что хотят красиво, а потому, что влетел снаряд. Где никто не выезжает из дома без паспорта. Где на пикники пока не везде можно, потому что идёт разминирование...

И ты почему-то говоришь фразу, которая у тебя крутится в мозгу: - Странно, что должна была случиться война, чтобы Украина обратила внимание на вас...

И Анна, шумная, яркая, активная, останавливается на полуслове, смотрит на тебя удивлённо и строго отвечает: - Что значит, Украина на нас обратила внимание? А мы кто? Мы самая что ни есть Украина. Ты не говори так больше. Насколько мы Украина, мы прочувствовали собственной кожей.

И хрупкая женщина Оля, рассказывает, как вытаскивала мужа из плена. А он, сидит рядом и вспоминает, что однажды они все оказались внутри кино.

И доктор Юра, вдруг говорит с тоской: - А я хочу обратно в 2014-й год, такая тогда была надежда, что всё будет по-другому, что мы изменим свою жизнь. И тут же утверждает: - Да мы её изменим! Уже меняем. Сами.

На запястье - каучуковый желто-блакитный браслет. Он оперировал раненых. Он знает много о войне и боли.

И директор школы, Елена, два года назад выехавшая из Луганска, прихватив с собой только одежду и пожилую маму, твёрдо говорит: - Я не смогу туда вернуться никогда. Да, у меня в Луганске остались дом и квартира. Да, я здесь сплю на детской кроватке в приспособленном помещении. Да, я два года там не была. Какие у меня взгляды могут быть, если мои дети служат в полиции?! И да, я не разговариваю на украинском языке.

И Степан, в военной форме, загоревший и с бицепсами, у которого я шутливо интересуюсь, кем он был «в миру», отвечает: - Пекарем в Тернополе. Я хлеб пёк.

- А когда домой?

- Так уже 2 месяца как должен был быть. У меня дома двое маленьких карандашиков, дочка в первый класс идёт...

И за чужим случайным столом, где ещё празднуют отголоски вчерашнего дня рождения, парень с внушительной золотой цепочкой поднимается и говорит: - Давайте за тех, кто никогда уже не вернётся, за тех, кого мы знали и не знали, и кого будем помнить.

И следом мы пьём по глотку за то, что "все буде Україна".

И Наташа, два года назад ушедшая в волонтёрство. Из благополучной и сытой жизни. И пока не может оттуда вернуться. Потому что это стало куском жизни и без неё не обойдутся те, кто воюет за свою страну.

И Наташин сын, два года назад он стал добровольцем и отправился служить, чтобы защитить страну. В 18 лет. Сейчас ему 20. Он худенький, высокий, красивый. Ребёнок, в сущности. Я смотрю на его тонкую шею, и у меня сжимается сердце. Моложе моей дочери. Приехал в отпуск. Скоро обратно.

И Ира, между прочим сообщающая, что во время обстрелов очень тяжело было выспаться. Валились из ног от усталости. Дом превратили в штаб, спасая, экипируя, помогая, вытаскивая из плена и передряг...

И другая Ира, чьи окна в Луганске выходили на здание СБУ и она видела всё, смотрит мне в глаза и спрашивает: - Вот скажи, ты не знаешь, почему наши не стреляли, когда эти отморозки занимали госздания? ПОЧЕМУ?

И Виктор, ушедший из министерской структуры в добробат и 2 года воевавший в этих краях. Потом его попросили поработать главой районной администрации. Он вернулся сюда и говорит, что самое странное в жизни - это когда ты дважды приходишь в одно и то же место. Первый раз в камуфляже и на пузе, второй раз - в галстуке и костюме... И его персональное АТО продолжается дальше. За души. За людей. За их жизни, часто в буквальном смысле слова.

Это Луганская область. Северодонецк. Попасная. Новоайдар. Счастье.

Ты обнимаешь каждого встреченного и в тысяча первый раз понимаешь, что есть ЛЮДИ. Без пафоса и громких слов, каждый день, спасающие страну и друг друга. Здесь, где пульсирует сердце Украины.