Брунгильда Помзель

Автор Кейт Конноли:

«Для нас было редкостью видеть его по утрам», рассказывает Брунгильда Помзель. Ее глаза закрыты, рука подпирает подбородок, она вспоминает своего бывшего босса. «Он поднимался по лестнице, ведущей от его маленького дворца возле Бранденбургских ворот, рядом с которым располагалось огромное министерство пропаганды.  Он   вышагивал словно маленький герцог, проходя через свою библиотеку в прекрасном офисе на Унтер-ден-Линден».

Она улыбается, смотря на фотографию и вспоминая, какая была элегантная мебель и беззаботная атмосфера в прихожей офиса Геббельса, где ей довелось работать вместе с пятью другими секретарями, какими аккуратными и ухоженными были ногти ее патрона.

«Мы всегда знали, когда он приезжал, но обычно не видели босса, пока он не покидал свой кабинет, проходя через дверь, ведущую прямо в нашу комнату, так что мы могли задать ему любые вопросы или дать знать, если кто-то звонил. Иногда приходили его дети, и они были очень рады видеть отца на работе. Они могли прийти со своим эрдельтерьером - любимцем семьи, были очень вежливы, кланялись и жали наши руки».

Помзель даёт одно из первых и последних больших интервью в своей жизни, ей 105 лет, и в последний год она лишилась зрения. Она говорит, что рада тому, что её дни подходят к концу. «В это немногое время, что мне осталось - и я надеюсь, что это месяцы, а не годы - я просто цепляюсь за надежду, что мир не перевернётся снова, как было тогда, хотя некоторые ужасные события и происходят, не так ли? Хорошо, что у меня никогда не было детей, так что мне не о ком беспокоиться».

В чем же причина того, что молчание нарушено только сейчас, когда она осталась, возможно, единственным живым представителем ближнего круга нацистского руководства?

«Вовсе не для очистки совести», - говорит Брунгильда.

«Они оба были добры ко мне»... Геббельс и его жена Магда за столом с Гитлером

Помзель признает, что работала в самом сердце машины нацистской пропаганды. В ее обязанности входило преуменьшение статистики о потерях среди немецких солдат, а также завышение количества немецких женщин, изнасилованных красноармейцами. Но, как ни странно, она говорит, что это была  «работа как работа».

Отрывки из бесед с Брунгильдой Помзель собраны в фильме -интервью «Жизнь одной немки». Общая продолжительность бесед - 30 часов. Картина недавно была представлена на Мюнхенском кинофестивале. Именно по этой причине Помзель согласилась «вежливо ответить» на мои вопросы. «Для меня важно, когда я смотрю фильм и вижу себя, попытаться понять, что я делала неправильно», говорит женщина. «В офисе Геббельса я, в сущности, ничего не делала, кроме как печатала на машинке».

 Очень часто признания в конце жизни наполнены чувством вины. Но Помзель не раскаивается. Когда она отвечает, активно жестикулируя, иногда ухмыляясь, то кажется, будто  ей придает силы та настойчивость, с которой она доказывает, что поступала точно так же, как и большинство других немцев.

«Те, кто сегодня говорит, что выступил бы против нацистов - наверное, они искренне так считают, но поверьте мне, большинство из них не стали бы так поступать». После усиления нацистской партии «на всю страну словно бы наложили какое-то заклятие », уверяет она. » Я могла бы подвергнуться обвинениям в аполитичности, но факт тот, что юношеский идеализм запросто мог бы завести тебя в ситуацию, когда ты сломаешь шею».

Она вспоминает, как ей вручили досье на антифашистку - студентку Софи Шолль из движения сопротивления «Белая Роза». В феврале  1943 года Шолль была казнена за государственную измену после того, как распространяла в Мюнхенском университете антивоенные листовки «Один из советников Геббельса по специальным вопросам велел мне положить это дело в сейф и не заглядывать в него. Я так в него и не заглянула и была очень довольна собой, потому что он проявил ко мне доверие и потому что моя тяга оправдать это доверие взяла верх над моим любопытством, которое подговаривало меня заглянуть в досье».

Помзель называет себя продуктом прусской дисциплины. Она вспоминает своего отца и рассказывает, что когда ей было 7 лет, он, вернувшись с Первой мировой войны, запретил ночные горшки в семейных спальнях. «Если ночью нам надо было справить нужду, то мы вынуждены были вести битву с боязнью ведьм и злых духов, пока шли в уборную». Помзель, её братьев и сёстер «лупили колотушкой для ковра», когда они не слушались. «Это так и осталось со мной, что-то прусское, это чувство долга».

В 1942м ей был 31 год, она работала на государственном радио на хорошо оплачиваемой должности секретаря - эту работу ей удалось получить только после того, как она стала вносящим взносы членом нацистской партии - когда кто-то порекомендовал перевести её в министерство пропаганды. «Остановила бы меня только тяжёлая болезнь», убежденно говорит Помзель, «я была польщена, потому что это была награда за то, что я стала самой быстрой машинисткой на радио».

Она вспоминает свой  расчетный лист по зарплате, в котором значились несколько необлагаемых налогами пайков и  денежная сумма в 275 марок  - целое состояние по сравнению с заработками большинства ее друзей.

Она отмечает, что её жизнерадостной рыжеволосой подруге, еврейке Еве Левенталь, стало жить намного тяжелее после прихода к власти Адольфа Гитлера. Помзель испытала шок, когда популярный диктор был арестован и отправлен в концлагерь за то, что был гомосексуалистом. Но она говорит, что в основном жила в собственном мирке, не подозревая, как нацистский режим истребляет своих врагов, хотя физически находилась в самом сердце системы.

«Я знаю, что теперь нам никто не верит: все думают, будто мы все знали. Ничего мы не знали, все держалось в большом секрете», - уверяет Помзель. Она отказывается признать наивность своих предположений о том, что «исчезнувшие» евреи - в том числе и ее подруга Ева - были просто отправлены в деревни в Судетах, которые нуждались в дополнительном населении. «Мы в это верили, мы на это купились, это казалось абсолютно правдоподобным».

Когда квартира, в которой Брунгильда проживала с родителями, была разрушена при бомбежке, жена Геббельса, Магда, помогла ей пережить удар, подарив синий костюм из дорогой шерсти на шелковой подкладке. «Ни до, ни после у меня не было ничего столь шикарного» - говорит она - «они оба были очень добры ко мне».

Она вспоминает своего босса как «невысокого, но моложавого» с «лицом джентльмена», он носил  «костюмы из лучшей ткани, всегда был слега загоревшим». «Руки у него были очень ухоженные - вероятно, он каждый день делал маникюр» - говорит она и смеется при этой мысли. «Ничего дурного сказать о нём не могу». Она даже немного жалела его, потому что он хромал, «чтобы это компенсировать, он держался несколько надменно». Лишь время от времени она видела в нем человека, который превратил ложь в искусство ради достижения ужасающих целей нацистов. Она испытала ужас, увидев, как в феврале 1943 года он произносил свою печально известную речь о «тотальной войне». Ей и еще одной ее коллеге были предоставлены лучшие места в зале, сразу за Магдой Геббельс. Событие происходило вскоре после Сталинградской битвы, и Геббельс надеялся получить поддержку народа в борьбе с угрозами, с которыми столкнулась Германия. «Ни один актёр не смог бы перевоплотиться лучше из цивилизованного, серьёзного человека в напыщенного, наглого грубияна... В офисе он обладал чем-то вроде благородного изящества, а затем увидеть его там в виде разъяренного карлика - просто невозможно вообразить более яркого контраста».

Детали, на которые обращает внимание Помзель, говорят о том, что она отредактировала свою биографию, чтобы чувствовать себя  спокойнее. Но также можно вообразить, что сочетание невежества с благоговейным страхом, а также тот факт, что огромный административный комплекс в правительственном квартале защищал ее от опасностей, действительно во многом ограждали ее от суровой реальности.

В 1945 году, днем позже после Дня рождения Гитлера, она поняла, что жизнь, какую она до этого знала, внезапно закончилась. В последние дни войны Геббельсу и его ближайшему окружению приказали присоединиться к Гитлеру в бункере - так называемом Фюрербункере. «Было чувство, будто внутри меня что-то умерло» - говорит Помзель - «мы напивались до состояния сильного опьянения, и старались следить за тем, чтобы не протрезветь. Это было необходимо, чтобы оставаться в бесчувствии». Она поднимает указательный палец, совершая усилие, чтобы пересказать события в правильном порядке, и вспоминает, как 30 апреля помощник Геббельса Гюнтер Швагерманн принёс весть о том, что Гитлер покончил  с собой на следующий день после Геббельса. «Мы спросили: И его жена тоже? - «Да». -И дети?  -«И дети тоже». « Она наклоняет голову и качает ею из стороны в сторону, а затем добавляет: «Мы были ошеломлены».

Тогда она со своими коллегами-секретарями взялись кроить белые мешки, в которых хранились продукты, и шить из них огромный белый флаг, чтобы сдаться.

Они знали, что их неизбежно арестуют. Помзель заявила коллегам, что на допросе скажет правду - «что я работала машинисткой-стенографисткой в министерстве пропаганды у Геббельса». Ее приговорили к 5 годам заключения в нескольких русских лагерях в Берлине и его окрестностях. «Там было несладко», - вот все, что она говорит о том времени. Помзель уверяет, что узнала о Холокосте, называя его «делом евреев», только после возвращения домой.

Она быстро заново наладила свою жизнь - похожую на ту, что была у нее раньше. Снова пошла работать секретарем на госрадио, продвинулась по службе до секретаря директора программ и наслаждалась своим привилегированным положением, достатком и путешествиями до выхода на пенсию в возрасте 60 лет в 1971 году.

Но лишь через шесть десятилетий после окончания войны Брунгильда навела справки о своей школьной подруге-еврейке Еве. 2005 году в Берлине открылся мемориал, посвященный Холокосту, и она отправилась в поездку из своего дома в Мюнхене, чтобы увидеть всё самой. «Я пришла в информационный центр и сказала, что потеряла кое-кого по имени Ева Левенталь». Мужчина проверил записи и вскоре разыскал  это имя. Значилось, что женщина была отправлена в Освенцим в ноябре 1943 года и объявлена мёртвой в 1945 году.

«На мониторе список имён, в котором мы нашли её, продолжал двигаться вниз без остановки»,  говорит Помзель, откинув голову и теребя кончиками пальцев нити своего ожерелья».

Оригинал на The Guardian

Перевод: Андрей САБАДЫР