Сегодня сотрудница банка, оформляя карточку, спросила у меня: "У вас есть дети?". "Нет!" - уверенно ответила я, пытаясь запихнуть в рюкзак оранжевый самосвал.

Майе в октябре два, а я все никак не приспособлюсь к обращению "мама". Ведь мама - человек, который может вылечить бронхит поцелуем, превратить гравий в лебединый пух и заставить охранника тюрьмы танцевать фламенко. А я, ну какая я мама? Я все так же ворую у мужа носки, плохо вижу вдаль, забираюсь на стул с ногами, влюбляюсь в знаменитостей, стираю белое вместе с малиновым, не выговариваю слово "Азербайджан". Все так же не люблю шапки, варенье, здороваться с соседями, врачей, телефоны, рано вставать. Не умею пользоваться функцией отпаривания в утюге, никогда не каталась на коньках, не платила за коммуналку, не делала маникюр. Все так же тренькаю деньги, не могу внятно объяснить дорогу прохожим, вставляю карточку в банкомат неправильной стороной, даже не думаю садиться за руль. Чего уж там, бывает, мне самой позарез нужна мама.

Читайте также: 4 способа держать себя в руках, когда ребенок не слушается

Иногда мне кажется, что однажды на улице ко мне подойдет суровый инспектор по родительству и скажет: "У вас же Симба с Налой на обложке паспорта и три счастливых билетика в кошельке! вы прячете шоколадные монетки в аптечке! говорите "привет на сто лет", обходя столбы! Немедленно уберите руки от коляски и отойдите на пять метров, самозванка!".

Это одно из самых неожиданных открытий: материнство не меняет так глобально, как это кажется после первого полосатого теста. Майя не закрыла для меня вопрос поиска смысла жизни и идеальной длины волос, не стала моей профессией, не научила притягивать взглядом металлические предметы. Напротив, она сделала жизнь охренительно неудобной: если у меня др, то у нее - орви, если мне надо в магазин, то ей - выковыривать муравьев из-под бордюра, если мне пора спать, то ей - кататься на горшке и кричать "опля!". Она заставила меня забивать на принципы: шантаж, подкуп, имитация собственной смерти, сок в пакетиках - за эти месяцы было испробовано все. Но в общем я по-прежнему осталась собой.

И только один нюанс ощутимо изменился. Лет шесть назад я жила в съемной комнате в коммунальной квартире. Там я в основном курила в окно, ела крекер из одноразовых тарелок и убивала мух скрученным полотенцем. В этой комнате с прошлогодним календарем на стене никто не мешал мне быть счастливой: пить дайкири, писать романы, спать до обеда, радоваться тишине. Там было много свободы, но очень мало любви. А сейчас - наоборот. Наверное, эта новая пропорция - и есть то, что по-настоящему случилось со мной благодаря Майе. Каким бы словом все это случившееся ни называлось.