Советский Львов далеко не всегда был такой чистый и праздничный, каким он описан в десятках воспоминаний его верных поклонников и симпатиков.

В 60-е годы, во времена моего туманного детства, он скорее был похож на старый, осыпающийся особняк из готических романов.

В центре, приблизительно там, где сейчас Фэшн-клаб волною накатывает на узенькую полоску тротуара, располагался крохотный скверик, где дряхлые старушки в черном сидели на облезлых скамейках, а дети бегали вокруг небольшого, покрытого трещинами, рассыпающегося фонтана. Рядом бродили гигантские толпы голубей и возвышались горы глубиного помета.

Этот же самый помет покрывал карнизы всех старинных, серых, давно, возможно со времен последнего посещения города императором Францем Иосифом, не крашеных зданий. Точно такой же вид имела и Площадь Рынок.

Старинные трамваи, помнящие времена Юзефа Пилсудского и маршала Рыдз-Смиглы, скрипели на поворотах, устремляясь вверх по холмам бывшего Княжого Міста. Где тогда еще наверное ходил его верный певец, академик Иван Крипякевич. На остановках, толпа общими усилиями затягивала на широкие платформы невероятно древних, "пшедвоенных" старух, опиравшихся на странные конструкции из палок и разговаривавших только по-польски.

В узких колодцах дворов старого центра, куда никогда не попадало солнце, пахло тленом и прахом, какие-то странные люди, вечно сидящие на балконах в майках и ночных сорочках, провожали входящих мертвым, никогда не меняющимся взглядом. На темных, заручивающихся спиралью лестницах, тянуло подвальной гнилью и вечно скрипели истертые до дыр половицы.

Но Львов все равно был прекрасен. Какой-то мрачной, суровой, древнею красотой.

Увитые плющем стены, каштаны катящиеся по мостовой, желто-красные листья, засыпающие аллеи и гладь пруда Стрийского парка.

Я не помню лиц тех, кто тогда управлял городом Львовом. Да и вряд ли у них были лица. На парадах , демонстрациях и в маленьком, черно-белом экранчике телевизора они всегда выглядели одинаково. В серых плащах, шляпах и с тусклыми, мрачными лицами, на которых никогда не появлялась улыбка.

Фактически, руководителем города из моего детства можно считать товарища Генриха Бандровского. Он был первым секретарем горкома и главной городской единицей власти. Я его совершенно не помню. О его существовании я узнал, когда папа вечером говорил маме, что Бандровский, вместе с еще одним крупным партийно-хозяйственным товарищем,Телишевским, попали в аварию. И одному из них что-то там повредило.

Больше ничего о них сказать не могу. Да и во Львове вряд ли остались следы их многолетнего партийного управления.

Ветер перемен пронесся над Городом внезапно и с совсем неожиданной стороны. В 1973 году, вот такого, эталонно мрачного, с чрезвычайно подходящей ему фамилией, товарища Куцевола, возглавлявшего Львовский обком, внезапно убрали в Киев. В советские времена подобный переход назывался повышенье с пониженьем. Бедолагу сняли с "земли" и назначили руководить республиканской комиссией народного контроля, что в принципе было последней грустной гаванью перед почетной пенсией.

На его место пришел человек в таких же серых шляпе и плаще, но уже всей полнотою груди и носоглотки дышавший воздухом новой эпохи. Эпохи застоя.

Человека этого звали Виктор Федорович Добрик, в отличие от просто много пьющих предшественников он был принципиальным алкоголиком, что уже, само по себе было огромным плюсом, потому что делало его демократичней и добрее, а еще членом "Днепропетровской мафии" и любимцем дорогого Леонида Ильича Брежнева.

Ходили, ходили в начале 80-х, по городу мутные слухи, что он был вообще незаконорожденным сыном главного медалиста. Но мы просчитывали. Не получалось. Добрик родился в 27-м, на Днепропетровщине, когда молодой Леня в Курске бил клинья под свою Викторию Петровну.

Но, некоторые видные товарищи шепотом говорили, что хоть отцом и не был,но немного позднее, в весьма теплых отношениях с мамой юного Виктора состоял.

Как бы там ни было, киевское начальство он за мясо не считал, а на Львов посыпались огромные по тогдашним масштабам субсидии.

Вот тогда-то и взошла над городом звезда уроженца Кировоградщины, Славы Секретарюка.

Читайте також: Найкрасивіші храми Львова. ФОТО

Далі буде...

***

Я безусловно понимаю, что предыдущий пост привлек внимание всех сказочной магией ушедшего от нас старого Львова. Меня и самого как бы занесло. Ведь изначально речь должна была идти не об этом. А о тех, кто в последние десятилетия, как говорят в Одессе, простите за выражение, руководил этим мистическим городом.

Когда Вячеслав Секретарюк занял пост официального Львовского мэра, он был молод, красив и ему нужны были деньги.

Ему еще не было сорока и он был возможно одним из последних, кто в столь юном для партократа возрасте успел вскочить в этот несущийся на всех парах бронепоезд. Пройдет меньше 10-ти лет и вдруг выяснится, что практически все каналы продвижения на верх полностью забиты. Как сосуды у инфарктника.

Секретарюк, как и положено, был строг с подчиненными и скромен в быту.

Правда, при личном общении он любил заявлять,что похож на Сталина. Но это, в принципе, было простое набивание себе цены самым примитивным способом. Которое скорее всего происходило от простой информационной ограниченности. Причем с обеих сторон.

Ну сколько имен и характеров они тогда знали?

И даже если представить себе, что лично он был человеком исключительной эрудированности, то что бы это меняло?

Вот выходит на собрании городского руководящего актива такой себе первый секретарь и заявляет - "И запомните, я в делах и характером своим похож на Нарсеса, экзарха, евнуха и препозита священной опочивальни".

Из всего сказанного они могли бы понять только слово "евнух" и я даже боюсь себе представить, какие странные сделать выводы.

Когда Секретарюк, после пяти лет руководства горисполкомом, вполне ожидаемо занял освободившийся пост Первого секретаря горкома, на месте городского головы сугубо формально оказался гражданин с героической фамилией Пехота. Фактически он ничего не решал, так как Секретарюк, с полного одобрения вечно занятого встречами партйных делегаций из соседних областей и братских стран Добрика, занимался всеми городскими и даже некоторыми областными делами. Они вообще были какой-то очень связанной парой и даже посты свои потеряли одновременно.

В 87-м году Добрик ушел в небытие, а Секретарюк успел еще не очень удачно всплыть через два года. Он вдруг возглавил Львовский обком, который к этому времени превратился в практически подпольный. Из этого же подполья он в августе 91-го признал ГКЧП. После этого, как говорилось в одном популярном стихотворении, "круги разошлись над его головой".

Но не так, как у товарища Чапаева, про которого оно и писалось, а по-украински. Злейшему врагу украинской независимости нашлись вполне приятные синекуры в виде каких-то там никому не нужных комиссий, откуда он еще некоторое время вякал, рассказывая, как правильно надо жить. Его зиц-мэр, с красивой фамилией Пехота, принял активное участие в строительстве новой, свободной Украины, так, как он это понимал. Вступив в партию регионов и даже побывав депутатом Рады в составе ее фракции.

Когда Секретарюка сняли, один мой близкий родственник, решив вспомнить его добрым словом, сказал, что тот был человеком очень демократичным и они с ним были почти на ты. Меня очень заинтересовала эта формулировка и я сразу переспросил - "Это как? Он тебе говорил ты, а ты ему- вы?"

С этими людьми иногда связывают период Львовского Возрождения.

Когда вдруг начали краситься дома на Площади Рынок, приводиться в порядок некоторые здания и церкви, начались раскопки одновременно во многих местах. Один за другим открывались рестораны и совсем уже идеологически чуждые бары и кнайпы..Начали ставиться памятники, не связанные с партийным героическим прошлым. Люди стали интересоваться своей реальной историей.

Улетучивалось чинопочитание и страх. Из героев страшных, кровавых рассказов, партийные руководители превращались в идиотских персонажей "политических" анекдотов.

Из мутного тумана разрушающегося советского средневековья, которым были 40-60-е, Львов погрузился в бесконечный карнавал последнего десятилетия перед "перестройкой". Ходящих под расстрельными статьями цеховиков и "владельцев" торговых будочек из закоулков Краковского базара, мрачно проигрывающих друг другу десятки тысяч на подпольных катранах, сменили толпы веселых фарцовщиков, снимающих напряжение в подвалах "Шоколадки", "Театралки","Кентавра" или у интуристовского "Аппендицита".

По улицам ходили патлатые "цветы жизни", доводя своим видом до инфаркта участников штурма Зимнего и обороны Царицина.

Партийные руководители старательно изучали марки джинсов, кассетных магнитофонов и названия фирм, выпускающих магнитную пленку.

Читайте також: Мёртвый сезон. Как Одесса проигрывает Львову

В "Поднектарнике" собиралась творческая богема, а в самом "Нектаре" посиживали ожидающие кавалеров "девченки". Не всегда совершеннолетние. Город заполонили "митці" всех цветов и оттенков. На чердаках и в подвалах "старого Львова" появлялись художественные мастерские, где в любое время дня и года можно было встретить творческих личностей обоего пола красиво и дружно выпивающих. И любому, зашедшему с бутылкой уровня выше портвейна, там были тепло и по-братски рады. Хотя с портвейном тоже могли принять..

Скажите мне - секретарюки вот этого добивались? Или может, они не могли такого представить себе даже в страшном сне.

Они просто немножко приоткрыли дверь, потому что им и самим уже стала надоедать пыльно-жлобская, ортодоксальнопартийная атмосфера. А вот закрыть ее уже не удалось.