Странные люди.

Тю. Та конечно странные, тут и думать не надо. К гадалке не ходи. Мы сейчас делаем такие вещи, которые до войны нам и в голову не могли придти, а потом вдруг стали нормой.

Мы ходим в носках и тапках, курим по две подряд, поднимаем ладонь, когда видим военную машину, мы делаем шаг в сторону от обочины, до сих пор радуемся бесконечной горячей воде из крана, никак не отвыкнем покупать сигареты блоками, и постоянно пытаемся положить в рюкзак флиску «хай буде, а вдруг на ночь завтыкаем, холодно».

Читайте также: Посттравматический синдром: ничего постыдного в этом нет – это последствия того, что людям пришлось воевать

Какой «на ночь», братан? Ти на работу їдешь, нахер тебе та флиска? Вечером обратно, че ты делаешь? Нееее, ніхєра.

Хай буде.

Мы в ступоре стоим в обувном магазине. Какое-то оно все… хлипкое. И ненадежное. И стОит, да. За шо такие бабки? Не, ну их нахер, эти новомодные изящные формы, берцаки ще зиму отходят, норм.

Мы ходим в штанах с набедренными карманами, никогда не прикасаемся к сгущенке, кофе пьем неторопливо, смакуя. И всегда оглядываемся, выходя откуда-то. Мы не смотрим под ноги, хера там смотреть-то? Мы зыркаем по сторонам.

А еще – нам тут, в городе, жарко. Там, где до войны я одевал теплую куртку – теперь максимум флиску. Ну – ту, из рюкзака.
Да. И еще мы таскаем вот эти бесконечные военные рюкзаки. И ненавидим дождь, потому что дождь – это вот эта вот бесконечная донбасская грязь, налипающая огромными мокрыми комьями на берцаки. И при этом – никогда не носим зонтик. Нахрена? Капюшон же на флиске есть, или кепка в рюкзаке.

Мы не показываем УБД в маршрутках. Мы очкуем, да. Мы очкуем, что схватим что угодно – связку ключей, раскладуху, хоть пачку сигарет – и вобьем в грязный рот мудака, заставив его подавиться словами «я вас туда не посылал».

Мы обожаем крепко-крепко обнимать наших детей – ведь мы украли у них год, год их «жизни-без-папы», и они спрашивают: «Папа, а ты еще пойдешь в армию?», и мы говорим: «Нет, малыш», но сами-то понимаем, что «Да».

Мы постоянно врем смешными историями. Нас послушать – так вся служба была просто каким-то бесконечным юмористическим шоу.

- Как там было?

- Та нормально.

- Расскажи.

- Ну вот один раз мы ехали, и тут фазан…

Не нормально. Не нормально там было, есть и будет. Нет в этой жизни-в-земле, минах, сдыхающих корчах и вечном желании еще хоть немного поспать ничего нормального.

Читайте также: Жизнь после АТО, или Ветеран возвращается домой

Странные люди. И нехай по мнению больших и важных шишек девяносто три процента из нас – это чуваки, которые носят в себе свои психологические проблемы.

Но я служил с этими чуваками, жил бок-о-бок, стрелял, смеялся, плакал, бухал, грустил, бегал, прятался и наступал. Не был лучшим, не был худшим, так, в серединке тех, кому дали автык, вытолкнули в войска и сказали: «Все, братан. Теперь это твоя зона відповідальності. Облажаешься – погибнут люди. Давай, вперед».

И я люблю этих странных людей, хотя они одевают носки к тапкам, не любят обочины и поднимают ладонь навстречу военной машине.

Странно, да.