Минулого тижня я говорила з людиною, яку взяли в полон в ОРДЛО два місяці тому. Вона показувала мені свої скалічені струмом ноги. І вже рік на розгляді Кабміну знаходиться закон про воєнних злочинців. Він встановлює відповідальність за злочини проти людяності та воєнні злочини відповідно до міжнародного права. Без цього закону ми в ситуації, коли за усі роки війни суд виніс тільки один вирок за воєнні злочини. 

Люди, які чекають на його прийняття, невидимі в українському суспільстві. І тому я зараз дам їм слово. Знаєте урядовців та народних депутатів? Розшарте їм цей допис на стіну!

«Я просила меня не бить, говорила, что беременна. Они сказали, что «очень хорошо, что укроповский ребёнок умрёт». Нас били всем, чем угодно: и прикладами, и ногами, и бронежилетами, которые нашли у нас. Били по всем частям тела. Об меня тушили бычки. Мне, потому что я смотрела и кричала, когда избивали других, завязали скотчем глаза. Я на тот момент была на третьем месяце беременности, и в результате избиений у меня началось кровотечение. Я потеряла сознание [...]» (С-83). 

Читайте також: Звільнений з полону вчений Ігор Козловський розповів про тортури "русского міра". ВІДЕО

«Однажды я слышал, что привезли двух военнопленных, кинули их в подвал. Я не знаю, что они там с ними делали, но они там очень сильно кричали. Вечером часов в девять их привезли и до четырех часов я не мог заснуть от их криков. Так кричали, что волос дыбом становился. Потом слышал, что их достали, притащили ко входу в наш гараж. Слышал, как разговаривали, куда их девать. Сказали, что в расход. Я так понял, что они их тащили, и слышно было, что падают тела. Их закинули в машину и увезли куда-то» (С-49). 

«Минут 20 били. Мешок на голову одели. Парни рассказывали, что этот «Ботаник» вытянул пластину из бронежилета и хотел ею отрубать мне голову. Но я этого не помню. Я очнулся уже в блиндаже. Это длилось около часа, ствол в рот пихали, били прикладом, «Ботаник» кричал: скальп буду снимать, но его не пустили, я так понял, что он совсем «безбашенный» был, они его сами уже начали оттягивать» (С-56). 

«К нам привезли молодую девочку, ей на вид было не больше 14-16 лет. «Маньяку» не понравилось, что она вышла без разрешения в коридор. И он сказал в наказание отправить ее как подарок боевикам на передовую для удовлетворения их сексуальных нужд. Ее несколько раз туда возили» (С-23).

«Знаю, что на передовой сильно издевались над ***. У него на груди вырезали ножом слово «бендера» и зарезали. Он погиб. Он долго лежал, не в морге, около двух недель. И потом его обменяли как 200-го, «Айдару» отдали» (С-49). 

«Вот – шрамы от молотка ... Это сверла – более 20-ти раз тело просверлено сверлом. Это – тоже шрам от молотка. Это все было разбито. Вот это – разбитые коленки молотком. Не знаю, как я хожу. Сверлили грудь ... Это все сверла, молоток, плоскогубцы ... Издевались, как могли. Этот глаз было ему неудобно вынимать – не с руки. Поэтому его оставили, а вот этому досталось больше этот глаз повредили. Он теперь ничего не видит. Этот глаз вынимали ложкой. Один из тех боевиков, которые при этом присутствовали, сказал: «Оставь ее» (С-47).

«У них була зброя. Вони застосовували до нас фізичну силу. Погрожували і вогнепальною, і холодною зброєю. Мали мисливський ніж, з кровостоком. Але я не хочу говорити, що вони робили» (С-87).

«Мне поламали ребра, все тело черное. Били во время или между допросами. Руками, ногами, оружием. Пытали – подключали к электричеству. Наручниками к металлической кровати, на руки провода и регулировали ток. В голову, половые органы били металлическим прутом. Избивали шомполом. Подвешивали к потолку. Обливали холодной водой на морозе. Все, кто сидел со мной в Донецком СБУ – 42 человека, в той или иной степени были избиты и подвержены насилию» (С-46). 

«Избиения все время. Когда прикладом, когда шнуром питания компьютера, раздевали и били по спине, по ногам, рассекая кожу. Удары руками, ногами, но это так, это мелочи. На второй день, кажется, использовали электричество, только не шокер, а оголенные провода. Это один раз было, я просто чуть не умер и поэтому они перестали ими бить. По-моему, это просто два оголенных провода и вилка, подключенная в розетку. Мне к животу касались этими проводами» (С-86). 

«Всех били и наносили телесные повреждения. *** приехал воевать за сепаратистов, однако ему не поверили и посчитали его «укропским шпионом». *** тоже постоянно избивали. Места для двоих было очень мало. По его словам, и словам сепаратистов, ему просверлили дрелью анальное отверстие» (С-2). 

«Ориентировочно 11 мая в коридор кинули двух братьев из Алчевска – *** и ***. Им вменяли то, что они проводили фотосъемку секретных объектов. Один из них упал на меня, у меня порвались наручники. *** забили палками в ящик, а *** все это время наблюдал за происходящим. Далее сепаратисты унесли *** для того, чтобы похоронить. Мы поверили. При этом нас вывели из помещения и сказали, что ведут на расстрел» (С-2). 

«Слышал, как пытали других. Один был прикован наручниками, с завязанными глазами. У меня щелка была приоткрыта, я видел его немного, он был с кастрюлей на голове. По кастрюле били. Он кричал: «Убейте, только не бейте больше» (С-3). 

Читайте також: Майбутнє Донбасу: рівняння, у якому забагато невідомих

«Ко мне в камеру «подселили» девушку ***, 23 года, которая мне пожаловалась что, ее регулярно ночью насиловали пьяные боевики» (С-116). 

«Близько 20 серпня 2014 року я чув крики із сусідньої камери. Потім я дізнався, що людину закатували до смерті. Я взагалі нічого не знаю про померлого, також я не знаю, хто його катував. Вранці труп завернули в ковдру. Від свого сокамерника *** я дізнався, що потім труп поховали на міському смітнику в районі міста Александровська, де саме – не знаю» (С-55). 

«Пристібнули наручниками чоловіка до тієї клітки, де нас першого дня тримали. Били. Чоловік уже несвідомий став. Лишили чоловіка прикутим до клітки. Нам наказали розійтись по бараках (гаражах). Наступного дня ми давали чоловікові пити і трохи їсти. Він розмовляв російською. Але нам заборонили до нього підходити. Пригрозили, що влаштують нам те саме, якщо наважимось. На третій день після тої ночі чоловік помер. Ми приїхали з робіт, а його вже нема на тому місці. Полонені, які залишались на місці, сказали, що помер» (С-80).

«Привели до місця, де зібрався величезний натовп, приблизно 3 тис. осіб, які кричали, кидали пляшки, яйця, муку, помідори. Хоч ми йшли в «коробці», нас по боках вели, але люди все рівно проривались. *** отримав удар кастетом в область грудної клітини, пізніше він мочився кров’ю. Мені в ногу влучила пляшка. Було страшно, здавалось, що люди готові нас роздерти. У цей час до нас стали підходити сепаратисти і агресивно питати, хто ми, звідки, звинувачувати нас у обстрілах, бити, плювати, знімати на телефони. В мене йшла кров з вуха, були розбиті губи, синяки. Іншим хлопцям ламали ребра ***, а *** зламали другу щелепу. Кожен з нас по кілька разів від ударів бився об стіну головою. Дізнавшись, що я снайпер, мене почали бити ще жорстокіше, хотіли вирізати око, приставили ніж до зіниці» (С-31). 

«Допрос проводился в достаточно жесткой манере. То, что били – это понятно. И спину резали ножами, шокер достали, стреляли. Я терял созна- ние, меня приводили в сознание, опять очнусь, потеряю. Помню такие яркие моменты. Очень сильно морально давили. Каждый прибегал, предлагал какие-то действия – давай то сделаем, убежал, прибежал другой – давай то сделаем. Некоторое из озвученного исполнялось. Потом один говорит: «Давайте мы его кастрируем», – начали снимать штаны с меня. Потом передумали. Потом один говорит: «Давайте ему ногу отрежем», – вогнали нож в ногу, и я потерял сознание, и много крови вышло» (С-49). 

«Я пам’ятаю, що кімната вся була в засохлій крові – стеля і стіни. Мене били вчотирьох. По всіх частинах тіла. Особливо ногами в груди. Рудий знаходився в стані алкогольного сп’яніння. Він зняв берці і почав бити мене п’яткою в ліву скроню. Я пам’ятаю, що мене били близько 15 хвилин, потім втратив свідомість. Я опритомнів в іншій кімнаті. Це був колишній холодильник. Стеля з плитки. Я лежав на голій підлозі. Прийшов фельдшер. Фельшер зрізав гумові зав’язки, що стягували мої руки. Час від часу холодильник відкривався. Заходили якісь люди, хто саме – не знаю, і пинали мене ногами – перевіряли, чи я живий. Мене не годували, води не давали, в туалет не виводили. Холодильник був герметичним. Повітря вистачало на кілька годин. Світла не було взагалі. З’ясувалося, що у мене пе- реламані два ребра з правого боку, сильні ушиби м’яких тканин голови з лівого боку, у мене опухла права нога в районі гомілко-стопного суглобу. Так я пролежав три доби» (С-55). 

«В интернете опубликовали, что в Стаханове задержали проукраинских активистов, после этого стало только хуже. Начались более жесткие побои. Больше всего доставалось «политическим» (людям, які виявляли симпатії до державного суверенітету України – ред.) и футбольному болельщику «Зари». Одному разбили голову, а еще одного – Александра - убили во время допроса, так как якобы нашли у него дома во время обыска «флешку» с координатами позиций боевиков. Его забили до смерти во время допроса.» (С-26). 

«При мне в Луганске в соседнем помещении застрелили человека. Кого – не знаю. Я только слышал процесс расстрела. Расстреливали людей на базе «Оплот» на Полиграфической. Кого – не знаю» (С-46). 

«Зависило от того, за что были задержаны. Хуже всего относились к проукраински настроенным. Я подслушал, что задержали одного мужчину-предпринимателя, который переслал деньги украинской армии. Держали отдельно. Его хотели кастрировать. Пытали. Видел его личные вещи в луже крови. После этого не видел его и о его судьбе ничего не знаю» (С-73). 

«У тому ж приміщенні СБУ була ще одна тюрма – у підвалі (ми називали її «яма»). Знаю про це, бо один з полонених (імені не пам’ятаю) був там декілька днів. Там були набагато гірші умови. Утримували в підвалі добровольців, зокрема, з добровольчого батальйону «Донбас». Цього чоловіка посадили до нас, але підозрювали, що він не військовий, а доброволець, тому забрали на низ. Повернувся він десь через три дні весь синій. На ньому не було жодного цілого місця» (С-87). 

«Когда нас привезли в Перевальское ДК к Козицыну 23.07.2014, они меня узнали – видели меня по российскому ТВ, как я на Майдане выступал. Кулек на голову надели, перевязали рот кульком, связали руки с ногами, начали жечь ноги, лупить по ребрам. Били все, руками, ногами, прикладами, три ребра сломали. Журналист *** и *** сидели смотрели на стульях, а я валялся в углу. Меня так били, что я мочился под себя. И им потом от этого запаха, от этого всего было противно бить, и это было мне помощью. Зажигалкой ноги жгли, электрошокером били, глаза выдавливали, рот раздирали, крест в задний проход заталкивали. Избили хорошенько, потом каждый заходил, считал за честь пнуть ботинком, берцем. Я валялся в углу около суток». (С-62). 

«Как и говорил раньше, двух девочек *** и *** за ставляли мыть от крови автобус, в котором возили тела погибших. Я знаю, что «Кубрак» порезал этих девочек ножом. Точно знаю о порезах шеи, но, наверное, еще были порезы на спине (более точно я не могу описать). Мне это рассказывала сама ***» (С-21). 

«Один человек на моих глазах скончался на третий-четвертый день после избиений» (С-116). 

Документальні свідчення із моніторингового звіту «Ті, що пережили пекло», який ми підготували разом із колегами.

Підписуйся на сторінки UAINFO у Facebook, Twitter і Telegram