Самолеты в Киев забиты, как утренние маршрутки, эти маленькие "эмбрайеры" с сиденьями в два ряда с одной стороны и одним с другой. Но акустика в них отличная: говоришь с человеком в конце салона, а слышно всем. Обычно утренний рейс оставляет ощущение духоты: после огромных лайнеров, летающих через океан, где на ряду сидит по одному человеку, я все никак не привыкну к этой давке. Особенно душно, если с вами летит в Киев какой-нибудь кандидат в президенты со своим предвыборным штабом.

Я как раз собирался поскорее занять свое место и отгородиться наушниками от шума, и в особенности от тщеславного кандидата и его непомерно напыщенного штаба, но повстречал знакомую. Она сказала: "Дмитрий, вы пишете правильные вещи! Я с удовольствием читаю ваши статьи, не пропускаю ни одной! Вы, наверное, можете продать любую вещь?". 

Читайте также: Меняйся или уйди. Как создают и мотивируют команду в Netflix

Я любезно поотнекивался, поблагодарил и все такое. Но интереснее было в этот момент смотреть на кандидата, который все ждал приветственых возгласов и рукоплесканий со всех сторон. И чувствовал себя несчастным от их отсутствия. Моя знакомая говорила громко, и ее голос разносился по всему маленькому салону. Когда она только начала говорить, кандидат польщено завертел головой, думая, что обращаются к нему. Но оказалось – не к нему. И тогда головами, как в кукольном театре, завертел штаб, высматривая, что за непорядок: как так, народ выражает слова признания и благодарности, и вдруг – не кандидату? А кому же тогда?

Но я уже сидел на своем месте, и всерьез размышлял над словами знакомой – а действительно, любую ли вещь я могу продать? И мне вспомнилась старая история.

Жили мы бедно, и чтобы немного было полегче, мы держали свинью, но только одну, не больше. Просто когда ее резали, мы брали следующую, и так по кругу. Но не больше одной. Свинья росла, жила, держать ее не было проблемой.

Но проблемой было потом ее продать, потому что мои родители не были ни сельскими, ни базарными людьми, а все, что было связано с деньгами, давалось им крайне тяжело. Обычно не давалось вообще. И вот, чем ближе подходил момент реализации свиньи, тем больше все были в стрессе: для родителей это означало, что после забоя надо день провозиться с разрезанием, разборкой и раскладыванием-расфасовыванием свиньи, а с пяти утра надо быть уже на этом бердичевском колхозном рынке, где торговали мясом и салом, и целый день простоять за прилавком, а потом складывать и везти непроданную свинью домой: торговать родители не умели, а конкуренции на рынке с хитрыми селюками, которые продадут не то что свинью, а родную мать, они ну никак не выдерживали.

А на третий день надо было опять убить весь день, перерабатывая и консервируя непроданное мясо и сало – засаливая его и закатывая в банки, потому что понятия "заморозить" в те времена в Бердичеве не было: в наш морозильник вмещались две пачки маргарина и кулек пельменей.

Поэтому мы заготовляли солонину, которую потом ели в течение года, до забоя следующей свиньи, история с которой повторялась снова и снова: такая была у свинины нашего производства карма. Все торговые усилия обычно венчались тем, что мы отбивали местовое и зарабатывали сто-двести тысяч купонов. Это считалось нормальным, и можно было заводить следующую свинью.

И вот в очередной раз я объявил родителям, что торговать свининой завтра буду я. Родители удивились, но возражать не стали – они уже так намаялись со всей кровавой разделкой туши, что им было фиолетово – лишь бы отмыть кровь и лечь спать. И пошел готовиться к завтрашней продаже. Я выгреб из запасов то, что у нас было в достатке: семечки подсолнуха и грецкие орехи. Начистил семечек и орехов. Потом достал с полки бутылку "ликера" – настоянного на малине самогона, который готовил отец. Перемыл и сложил на завтра стопочки-мензурки. У меня все было готово к продажам.

Наутро со мной поехал отец, но не чтобы торговать. Он встал в стороне, не сильно отсвечивая, чтобы подоспеть на помощь, когда на меня наедут и начнут отбирать товар и деньги. Надо знать бердичевский базар девяностых, чтобы оценить важность такой позиции. И вот мы приехали на базар в какую-то непроглядную рань, и начали проходить все это санконтроли, проверки и прочее. К восьми утра свинья уже была разложена на прилавке, а сам я стоял не за прилавком, как все нормальные базарные торговцы, а перед – чтобы общаться с народом.

Читайте также: Три ошибки лидера, или Почему руководители выглядят слабыми

В Бердичеве было принято пробовать сало, которое вы собираетесь купить. Неважно, что оно сырое. Надо пробовать – хорошее или нет. Были индивиды, которые пробовали не только сало, но и сырое мясо. И вот каждому, кто пробовал, я наливал мензурку душистого малинового самогона и давал закусить чищенными семечками или орехами. Человек проходил множество точек, и на всех вкус сырого сала и мяса был одинаков. И только моя точка с резким и отчаянным малиновым вкусом после дегустации врезалась ему в память.

Так мы и торговали: я, стоя перед прилавком, к неудовольствию селян, заговаривал людям зубы и наливал мензурки, отец присматривал, чтобы все было мирно. Люди делали круг по базару и возвращались ко мне. К 11 часам утра вся свинья была продана. Это была сенсация и триумф: такого коммерческого успеха наша свинина добилась впервые. Когда мы вернулись домой, еще до обеда, и без свинины, мама перепугалась: наверняка что-то случилось на базаре: так рано и с пустыми руками!

Это был единственный случай в нашей торговой практике. Спустя пару лет свиней мы держать перестали: что то изменилось то ли в жизни, то ли в стране, я сейчас уже не помню. Возможно стало легче с деньгами.

Вспоминая эту историю, я подумал: возможно и правда я могу продать любую вещь? Ведь для этого нужны всего два умения: мотивация, ну очень сильная, как в моем случае тогда (у меня не было обуви, а наступили холода), и способность общаться с людьми, стоя рядом с ними, не отгороженным каменным прилавком по грудь высотой. Про малиновый самогон я из этичных соображений упоминать не буду, это уж вы сами.

Підписуйся на сторінки UAINFO у Facebook, Twitter і Telegram