Продолжаем неополитические публикации. Пророческий во многом рассказ "Каменная баба" я опубликовал в 1997 году в литературном развороте газеты "Киевские ведомости". Разворот назывался, между прочим, "Майдан". Позже рассказ публиковался в НФ-сборнике "Наших бьют". Публикация вызвала резонанс в том числе, и в Москве.

Александр Кочетков
КАМЕННАЯ БАБА

Тоненькая ежедневная брошюрка – утлый плот посреди океанских полированных просторов письменного стола – вызывала раздражение: внешней никчемностью своей и подлой готовностью затеряться среди прочих невыносимо важных бумаг. Но главное тем, что читать ее было жутко противно, хотя именно это почему-то и привлекало.
Ульяна Васильевна Тимошко, Генеральный Председатель Политсовета Социалистического Руха, тяжко вздохнула, поднялась с кресла, прошлась по кабинету, по пути зачем-то потрогав пальцами скользкий на ощупь голубой с оранжевым государственный флаг.

Голубой... Некрасивый какой-то каламбур получается. 
Ульяна Васильевна в общем-то догадывалась, что самой убойной сенсацией нынешней оперативной сводки, лежащей на столе, окажутся экзотические любовные похождения одного из ее приближенных. Все-таки Хруцкий сволочь, как любой в Инародном контроле - работает сразу на три разведки... стоп: СВР и ГРУ – это естественно, ЦРУ тоже, ага, Моссад, Моссад же забыла! – на четыре разведки трудится в поте лица, а не знает, что руководитель спецслужбы обязан подавать главе двадцатишестимиллионной державы информацию о тех, кто угрожает межнациональной безопасности – заговорщиках, забастовщиках и прочих активных пацифистах. А он, Хруцкий то есть, все норовит постельный компромат подсунуть. 

Тимошко вдруг остро, до спазма в желудке, захотелось закурить. Странно, пить, точнее, неумеренно употреблять спиртные напитки в малознакомой компании, она прекратила четыре года назад, когда возглавила Центральный Провод Парламента, а курить – о-го-го! – курить бросила лет пятнадцать тому, успешно подавшись в депутаты от прокуратуры подальше. 

Вернувшись в кресло под картиной «Крестьяне погибают, но не сдаются», она клацнула селектором.
– Зайди.
Через две толстенные двери одному ему ведомым образом из приемной бесшумно просочился референт.

– Слушаю вас, Ульяна Васильевна.

– Вася, ты куришь?

– Никак нет, Ульяна Васильевна. Прикажете закурить?

– Не надо, я так. А ты чего как в армии рапортуешь?

– Так ведь война, Ульяна Васильевна — отпор московским шовинистам, посягнувшим на священные рубежи... Я телевизор смотрю...

– Если война, да еще и рубежи, то ты не каблуками должен щелкать, а на передовую проситься.
Референт отчетливо побелел, как отмороженный палец.

– Ульяна Васильевна, вы же знаете, я за вас – в огонь и в воду, куда угодно, что хотите со мной делайте, но я вас не брошу, Ульяна Васильевна...

–Хорошо, хорошо. Иди.

Так о чем это она злободневном рассуждала, пока этот болван Вася не отвлек? Ага, вопрос: как сказывается на политической ситуации в стране сексуальная ориентации руководителей уровня, скажем, вице-Премьера?
Предположим, для определенности, что это вице-Премьер по культурной революции. Хотя какая у Стаднюка ориентации, уже никакой давно не осталось. Но все же вряд ли бы оно ему мешало, культура дело такое, всякие Чайковские-Гоголи, а в эстраде вообще сплошные Пенкины. Ладно, а как насчет вице-Премьера по труду и обороне? Вот это было бы скверно, весьма скверно, но только в несколько ином смысле.

Ульяна Васильевна представила себе генерала Круглова: бравого, усатого, молодцеватого, без единой мысли под фуражкой – просто прелесть! Рома Круглов – изрядный кобелина, это ей известно и без хруцких агентурных донесений, Ромочке неверная ориентация очень бы повредила в карьере, хотя к фронтовым баталиям это пока отношения не имеет, ордена он в другом месте (ха-ха) заслужит.

Ну вот и чудненько. Раз в столь серьезных сферах неважно, г*мик руководит или маньяк сексуальный, то в остальных и подавно. И не будет она читать сводку Инародного контроля, сколько бы жлоб и завистник Хруцкий ее ни подсовывал! Генеральный Председатель я вам или как?! 

Читайте также: Президентські вибори – це новий старт

С внутренним раздражением Ульяна Васильевна ткнула по селекторной кнопке, соединявшей с Главным референтом.

–Зайди.

Савчук появился с папкой «К докладу» в руках, весь такой съеженный и преисполненный осознания собственной вины - за что неважно, и даже круглые очки на его изможденном лице выглядели униженно-подобострастными.

– Ну что у тебя там, чего вы мне на сегодня напланировали?

– В одиннадцать вас ждут в арендном хозяйстве «Оранжево-голубой фермер». Там же обед. В четырнадцать совещание с Масонской Ложей Правительства, затем рабочие встречи, список вы вчера согласовали...

– Этот «Фермер», он что, раньше «Красным коммунаром» назывался?

– Совершенно верно, Ульяна Васильевна, переименован в честь вашего декрета об отмене реприватизации национализованных замель с последующей их конфискацией.

– Так я там с твоей речью о повышении удойности и понижении гербицидности должна выступать? Не поеду! 

– Ульяна Васильевна, пресса оповещена, тезисы речи разосланы, будет нехороший резонанс...

– Плевать мне на резонанс! Пресса... Влиять надо на прессу, а не сопли жевать. Сказала – не поеду и все! Иди работай.
Главный референт вымелся из кабинета. В приемной он как-то горделиво распрямился и превратился в преисполненного собственной значимостью государственного деятеля. К нему подошел Репенко – начальник охраны.

– Ну что Хозяйка, лютует?

– Ой лютует, не приведи Господь,– скривился Савчук. – Хруцкий, змей, испохабил ей настроение с утра.

– Так мне к выезду готовиться или отбой?

– Какой отбой? Сейчас организуем хорошие вести с фронта, потом у меня отличный рапорт о пуске тридцать девятой домны припасен. Готовься, оно попустит, прибытие в одиннадцать, –  и Главный референт позволил себе почти незаметно улыбнуться тонкими бесцветными губами.

Белый бронированный «Роллс-ройс» в середине кавалькады по-носорожьи солидно покачивался на выбоинах и кочках. Дорога на «Оранжево-голубой фермер» пролегала между полями, на которых желтела какая-то чахлая травка. Что за травка? Озимые? Озимым положено быть зелеными.

– Останови, – скомандовала Тимошко, сама изумившись своему внезапному порыву.

– Ульяна Васильевна, –  занервничал Репенко. -Импровизированная встреча с селянами предусмотрена чуть дальше, километров через десять. Там у меня полк прикрытия, вертолеты барражируют, спецназ...

– Ну почему мне все сегодня возражают? Почему все лучше меня знают, что мне нужно и чего не нужно делать? И от кого ты, службист толстозадый, меня вертолетами прикрывать собрался: от диверсантов или от селян?!
Репенко страдальчески всхлипнул, как на приеме у стоматолога, и схватился за рацию:

– Первый на связи. Непредвиденная остановка. Режим обычный.
Два бронетранспортера сопровождения перекрыли «Роллс-ройс» с боков, черные фигурки в бронежилетах с автоматами рассыпались цепью.

– Еще тридцать секунд, Ульяна Васильевна,- предупредил начальник охраны. – Артиллеристы должны взять прицельные ориентиры. Все, можно выходить,- и он выскочил из машины, чтобы распахнуть ей двери.
Все верно, желтая немочная поросль на поле была какой-то сельхозкультурой, которая безнадежно завяла то ли из-за бесснежной зимы, то ли просто от тоски по толковому агроному. Но самым удивительным было не это. Удивительным было весеннее синее небо над головой – чистое, без облачка фальши. И еще от просыпающейся земли шел незнакомый густой и какой-то живительный запах.

Тимошко представила, как сейчас она будет страдать на отчетно-перевыборном собрании клятого фермерского колхоза, а потом еще и слушать здравицы в честь мудрого руководства страны, а также победителей капиталистического соревнования на селе...

– Подойди сюда, – подозвала она бдительно ждущего высочайших указаний Савчука. – Я еду на дачу, вы без меня справитесь. Писакам придумай что-нибудь, например, что пацифисты взорвали что-то на атомной станции, и я должна руководить спасательной операцией.

Савчук потому и дорос до Главного референта, что умел распознавать, когда перечить Хозяйке чревато. Он спросил только:

– Сколько у нас времени на локализацию аварии на станции?

– Неделя максимум. И чтобы всех погибших ликвидаторов представили к награде – под твою ответственность, лично проверю. Все, едем.

Как ни странно муж Семен оказался дома в халате и тапочках.

– Ты читала сегодняшний «Переулок»? – с деланным равнодушием поинтересовался он вместо приветствия.

– Нет еще, а что?

– А там статейка, что твой замечательный вице-Премьер по теневой экономике пристрастился шастать по мальчикам, интервью с очевидцами и участниками. Предупреждал я тебя, что он давно уже явный голубец, предупреждал... Доигралась...

– Не лезь в государственные дела, не твоего это ума, – огрызнулась Генеральный Президент. – Лучше бы за сыном присмотрел, третий день дома не ночует. Но какие же ублюдки,- не сдержалась она, –  что хотят, то и пишут!
В кабинете заурчал вызов спецсвязи.

– Иди-иди, это наверняка твой герой газетных публикаций, – съехидничал Семен. – Он уже два раза звонил.

– Опять брал правительственный телефон, а ведь запрещала, – механически отметила Тимошко.
Муж оказался прав – звонил действительно Жорик Ломако, доверенный зам еще с бизнесового прошлого, испытанный член команды, которого она тащила наверх за собой, потому что должен же был кто-то заносить хвосты и все такое прочее.

– Ну, – буркнула Ульяна Васильевна, – оправдываться спешишь, паршивец?

– Да это же провокация чистейшей воды! Твои враги пытаются выбить из-под тебя опору! Ты знаешь, кто за этим стоит?- бархатным голоском пропел Жорик. – Статью заказывали из окружения Кривякина, я проверял, оппозиция поднимает голову. Но я по делу звоню. Со мной только что связались из Москвы, у них проблемы.

– Ну?

– Китайцы таки кинули их с поставкой боеприпасов. Они не могут начать свое наступление на нас в апреле, как договаривались.

– Чего хотят?

– Они предлагают либо отложить наступление на месяц и продолжить позиционные бои, либо мы может наступать, но не глубже, чем на сто километров от нынешней линии фронта. При нашем положительном решении они платят неустойку в двойном размере как обычно.

– Надо подумать.

– Ты понимаешь, Уля, – заерзал Ломако, – тебя не было, дело срочное. Мы же братья славяне, надо друг другу помогать. Наши счета в Цюрихе они знают...

– Так ты уже согласился, а мне только доложиться звонишь?! – вскинулась Генеральный Президент. – Ой шустришь, Жорик, ой с огнем играешь!

– Ульяна Васильевна, да я же и в мыслях не имел, все же как обычно...
Но Тимошко уже в сердцах бросила трубку.

Читайте также: Политтехнолог: Сложившаяся ситуация – чернозем для уличных протестов

Войну она обещала избирателям прекратить за полгода. Но как ее прекратишь, если никто не помнит, из-за чего она началась? То ли они к нам не захотели присоединиться, то ли мы к ним... Хотя в Генштабе, например, утверждают, что это лишь совместные маневры, которые временно вышли из-под контроля. А в газетах... Ну какие же ублюдки!!
Все сегодня через задницу (опять каламбур), ну просто день какой-то покореженный. А может, не только день?
Чтобы успокоиться, Генеральный Президент поднялась в комнату, которую занимал сын. Когда считал нужным появиться. 

Кровать, аккуратно застеленная горничной, компьютер на столе, цветастые картинки возле принтера. Двадцатипятилетний балбес, художник от слова «худо»... Ни к чему не стремится, ничего не хочет. Ведь все для него, все нажитое тяжким трудом ему достанется... А не ценит. В кого только уродился, теленок застенчивый...
Случайно Тимошко коснулась клавиатуры, монитор вспыхнул потрескивая и на нем проявились строчки:
«Мама!

Я так больше не могу. Как патриот и твой сын я не могу отсиживаться в тылу, когда мои товарищи проливают кровь за Родину. Я ухожу на фронт. Прости меня, если сможешь.
Андрей»
Киев
1997г

Підписуйся на сторінки UAINFO у Facebook, Twitter і Telegram