Я не очень люблю спонтанных встреч с теми, с кем мы работали до войны. И не потому, что это всегда экзамен. Просто почти все эти встречи заканчиваются одинаково – мы стоим и плачем друг против друга. Начинаем вкрадчиво, и не нужно долгой прелюдии, чтобы попасть на это одно общее настроение и начать плакать, стоя друг против друга в любом месте. Для этого не нужно уединения или особого настроения.

Мы можем столкнуться в магазине, где вокруг ходят люди, толкая нас сумками, и замереть молча с мокрыми дорожками на щеках. Поначалу мы пытаемся скрыть слёзы, мы отводим глаза, и жмуримся как от соринок, но достаточно одной фразы, одного якоря с тем общим прошлым, чтобы мы начали всхлипывать, хотя ну ничего не предвещало с утра мокрых глаз и этих спонтанных рыданий. Да, я избегаю таких вот встреч. Мы все немного психические после лета 2014 года.

Читайте также: Остались только кошки: во что "русский мир" превратил городской универмаг в оккупированном Шахтерске. ВИДЕО

Я говорю сегодня коллеге: "Я пытаюсь вспомнить хоть что-то плохое о работе вместе. Но ведь ничего плохого не было! И чем больше проходит времени, тем лучше мне кажется моя довоенная жизнь". И моя довоенная коллега вторит мне: "Да…". И я вижу, как у неё дрожат руки, как краснеют глаза. Она хочет сказать мне очень многое, я вижу это. Но я не могу это слушать, а она не может говорить, потому что у неё дрожит голос и текут слёзы. И я знаю, что она хочет говорить мне о том, что ушли не только те времена, но и люди, устои, праздники, стабильность, уважение к сотрудникам, интерес к работе. И каждый стал сам за себя.

И она плывёт по инерции, не потеряв работу, как я в 2014, но от этого ей не легче, потому что она может сравнивать, и любое сравнение не в пользу последних четырёх лет. И я в отличие от неё сохранила в памяти самое лучшее, чтобы возвращаться к этому идиллическому прошлому всегда, когда мне захочется. А она стала заложником сравнений, заложником того, что она сохранила преданность компании, но компания стала совсем другой за эти четыре года. И мы стоим друг против друга и молча плачем, скрывая до последнего эти слёзы. О том, что мы стали другими, и мир стал другим, и мы стали такими уязвимыми, тонкослёзыми. Мы сильные только внешне, для тех, кто нас не знает. Но как только мы видим друг друга, мы становимся слишком уязвимыми, слишком слабыми, слишком ранимыми. И мы бежим друг от друга не прощаясь, чтобы вытерев глаза снова стать сильными, снова стать железными, привычно пряча глаза за равнодушием, за деланной силой.

Читайте также: Ужасы жизни в оккупированном Луганске. ФОТО

Я говорю своей довоенной коллеге: "Со мной такое бывает почти всегда". И она понимает, о чём я хочу ей сказать. О том, что каждая встреча с прошлым, для меня всегда открытая рана. И я всегда плачу, когда сталкиваюсь с теми, с кем мы работали вместе до войны. И после таких вот встреч мы бежим друг от друга, потому что и эти слёзы, и эти общие воспоминания слишком личные. И дело не в том, что нам стыдно, или это видят другие, нет.

Это как вывернуть себя наизнанку, как достать то, что ты прячешь от всех, как посыпать все свои раны солью. И после этого жить дальше, притворяясь, что всё нормально, и ты нормальный, и слёзы эти были всего лишь пылью или ветром, но никак не тем, что ты стал совсем другим, тонкослёзым, ранимым, психическим.

Підписуйся на сторінки UAINFO у Facebook, Twitter і YouTube