"Н.М.Карамзин в началеXIX века был откровенен, когда писал впредисловии к своей «Истории…».

«…История,говорят, наполнена ложью: скажем лучше,что в ней, как в деле человеческом, бываетпримес лжи, однако ж характер истинывсегда более или менее сохраняется, исего довольно для нас, чтобы составитьсебе общее понятие о людях и деяниях…».

Но если Н.М. Карамзинубыло достаточно «более или менее»сохранить истину, имея в повествовании«примес лжи», то автор исследованийставил задачу очистить материал отэтого «примеса лжи», который, по моемутвердому убеждению, был осознанно и сопределенной целью внедрен в историюРоссийской империи.

Как же так случилось,что я, человек практического дела,построивший сотни мостов в Казахстане,на территории равной Западной Европе,вдруг заинтересовался «Историейгосударства Российского»?

Причинойэтому послужило то, что автору пришлосьочень много поездить и повидать напространстве от Львова до Тынды и отсеверного Уренгоя до жаркого Термеза;встречаться с великим множеством людей:от униженных и обездоленных до надменныхпартийных владык наивысшего ранга,искренне веривших в свою непогрешимостьи незаменимость. Все эти люди оказывалина меня определенное воздействие. Ногде бы ни приходилось мне бывать, явсегда соприкасался со скрываемой,глубоко запрятанной ложью официальнойгосударственной власти. На бытовомчеловеческом уровне эта скрываемаяложь откровенно вылезала наружу.

В начале семидесятыхгодов я случайно узнал в Москве, что в1959 году, когда почти весь наш факультетскийвыпуск мостостроителей и тоннельщиковотправили из Украины в Россию, Казахстани далее, из России в Украину былонаправлено подобных молодых специалистовне меньше нашего. Для меня это сталовеликим открытием.

По молодости, естественно,я возмутился: зачем тратить колоссальныеденьги на встречное перемещение молодыхспециалистов, отправляя одних изДнепропетровска в Новосибирск, Хабаровск,Казахстан и на Дальний Восток, а другихвезти из Новосибирска, Москвы и Ленинградав Украину?

Глупость в государственноммасштабе? Нонсенс!

Ан, нет! Оказалось,в Москве все было продумано до мелочей.Об этом мне поведали в Союзном Госпланево времена перестройки. Русскийруководящий человек был откровенен доцинизма. Возможно, и от временной моды,когда считалось естественным поразить«великими мыслями» любого приехавшегов Москву.

Он сказал примерноследующее:

— Партия поставилазадачу создать единый советский народ,и Госплан обязан был осуществить задачу.Что в этом непонятного? Народы должныассимилироваться в единый советскийнарод, для чего необходимо образованныхлюдей изымать из одной республики инаправлять в другую, где недостает —добавлять из России.

— Получается,что советский народ произойдет отобрусения инородцев. Но подобное чреватопоследствиями для самого русскогонарода, — возразил я.

— Чепуха! —Отрезал госплановец. — Нации, кактаковые, — отомрут. И очень скоро.Посмотрите на Соединенные Штаты, и вамвсе станет понятным.

Он был убежден вправильности политики обрусения.Сомнения его не мучили.

Во мне давно накапливалсяпротест против подобной политики. Однакотот разговор стал каплей, переполнившейчашу терпения.

Я стал искать корниявления. И чем дальше углублялся визучение вопроса, тем больше понимал,что сия политика коммунистов — всеголишь продолжение давней имперской.

В 1989 году в Москве, наАрбате, впервые увидел людей просившихразрешения у Московской власти навосстановление греко-католическойцеркви. Был свидетелем, как Советскаявласть грубо, при помощи ОМОНА и дубинок,разгоняла женщин, детей и стариков всеголишь за попытку высказать свою просьбу.Видел священника Русской Православнойцеркви, смотревшего с удовольствием наизбиение несчастных людей. Он был ввосторге от погрома. Хотя все стоявшиерядом, возмутились действиямичернорубашечников.

В ту московскую осенья отчетливо осознал величайшую подлостьне только Советской власти, но и московскихцерковных владык, без зазрения совестиприсвоивших себе имущество другойцеркви и поправших саму суть религии:не посягать на чужое.

Вскоре нашел своемувозмущению поддержку в дневниках бывшегопрофессора Русской духовной АкадемииВ.О.Ключевского: «На Западе церковь безБога, в России Бог без церкви».
Вдумайся,читатель: эти слова сказал русскийчеловек, читавший лекции в духовнойАкадемии.

Однако гонение на всенезависимое, на все необрусевшее началосьне сегодня и не вчера, а стало государственнойполитической сутью Московии многиесотни лет назад. Оно вошло в кровьвеликоросса — державника и всегда былоособенно заметно на бытовом уровне.

Можно приводить сотнипримеров шовинистического поведениярусских людей, которые даже не обращаливнимания на свои слова и свои действия.Они считали их правомерными инеоспоримыми.

Приведу несколькопростейших примеров.

В 1954 году, в Днепропетровскомтранспортном институте, мне было заявленопреподавателем математики, естественно,русским человеком, без зазрениясовести:

— У нас лекции читаютсяна русском языке. Поэтому извольтеотвечать на нем. Ваш украинский язык,возможно, был хорош в деревне, но здесь,в вузе, он неуместен.

И я, молодой парень,пожелавший получить на своей Родинеобразование, стал коверкать ответ нарусском языке. Притом, у вполнеобразованного русского человека дажене возникло сомнения, что в Украинестудент-украинец имеет право обходитьсяродным языком. Сам преподаватель непожелал изучить украинский язык, хотявсю жизнь прожил на украинской земле.

Значительно позже, вгороде Караганде, куда меня направилипосле окончания института, и где мнепришлось работать многие годы, произошелне менее запомнившийся случай.

В начале шестидесятыхгодов во дворце горняков Карагандысуществовал самодеятельный украинскийдраматический театр. Руководил театромпреподаватель горного техникума ЯрославПетрович. Вполне естественно, что вокругэтого человека группировалось многомолодых ребят и девушек, выходцев сУкраины.

В самодеятельности вте годы принимал участие и я, дажеисполнял ведущую роль Миколы Задорожногов пьесе Ивана Франка «Украденноесчастье».

Как-то во время репетициико мне подошел молодой незнакомыйчеловек 30 лет и, вежливо, то ли говорит,то ли спрашивает:

— Здесь собираетсямного украинцев, среди них могутпроисходить ненужные разговоры. Что выпо этому поводу думаете?

Я раньшеобращал внимание на этого элегантногомужчину, часто появлявшегося нарепетициях, однако, не принимавшего вних участия. Хотя репетиции обычно шлидвумя, тремя составами и ролей дляучастников хватало.

В жизни я очень болезненновоспринимал посягательства на своюнациональную честь. Отпор следовалнезамедлительно. И в этот раз смолчатьне смог.

— А вы и за русскими следите,когда они собираются группой? Ведь иони могут вести неподобающие разговоры.Или следите только за украинцами?

Мужчина слегка оторопел,подвигал скулами, однако, сдержался имолча отошел от меня.

Позже Ярослав Петровичповедал мне, что был тот элегантныйчеловек сотрудником органов и просилменя в следующий раз помалкивать. Иначеразгонят нас, и жаловаться будет некому.Этой государственной структуреодновременный сбор полсотни украинцевказался подозрителен. Особенно, еслиони общались на родном языке.

Кстати, после постановки«Украденного счастья», украинскаягруппа была разогнана без объясненияпричин. Такой была суть создания«советского народа».

Но подобное происходилоне только с украинцами, хотя им идоставалось больше всех. Политикаобрусения затронула все народы в тойили иной мере.

Где-то в 1974 году пришлосьмне услышать в интеллигентной казахскойсемье, как десятилетний сын сказалсвоему отцу, директору крупногопредприятия:

— Зачем мне изучатьказахский язык? Он в жизни непонадобится.

Огорошенный отец сиделмолча, не зная, что ответить. Сын посуществу был прав. Мы пожинали плоды«великого советского интернационализма».Кстати, русский человек ради того жеинтернационализма никогда не считалнужным изучить язык коренного народа,где проживал.

А через несколько летв поезде Киев-Хмельницкий учительница-украинка,ехавшая с мужем и дочерью домой, вВинницу, поведала мне, что в этой стариннойукраинской обители существует всеголишь одна украинская школа, И как ниприскорбно, она не отдаст дочь в украинскуюшколу.

— Все на Украине поставленотак, что, не зная русского языка, человекстановится неполноценным. Дочь не сможетстать даже учителем украинского языка.

Я долго стоял у окнавагона, осмысливая страшную правду,страшную тем, что отчетливо понял, какойжестокий механизм орусачивания включилаРоссийская империя в действие.

А на обратном пути вКиев ехал со мной в одном купе парень-латыш,гостивший в Каменец-Подольске у другаморяка-подводника. Оба случайно осталисьживы, спасшись с затонувшей подводнойлодки.

Парень с седыми волосами изелено-пепельными глазами, как о чем-товполне естественном, но очень обидном,рассказал, что вот уже пять лет, будучильготником-инвалидом, живет с семьей всарае, дожидаясь квартиры. А русскиеофицеры-отставники получают квартирывне всякой очереди.

— Их уже в нашемгороде больше, чем нас, латышей, —вздохнул молодой человек и отвернулся,вытирая скупую мужскую слезу".