Многие годы россияне мечтали про Крым, душными липкими ночами изнывая от исторической несправедливости, и вот, наконец, великий Владимир Владимирович все порешал: единые народы в едином порыве бросились на шею друг другу через Керченский пролив, причем, крымский народ, единожды вскарабкавшись на шею российскому, намерен там же и устроиться, уютно свесив ноги.

Между тем, россияне совсем даже не против: ради такого дела не жалко. Шутка ли, нынче у них настоящая империя, целый Крым в состав вошел, теперь заживут так, как никогда не жили. Ведь раньше на полуострове и отдохнуть нормально было нельзя – везде хохлы сплошные, бендеровцы шастают, даже плавки сушиться не повесишь на заборе. Только отвернешься, обязательно какая-нибудь фашистская морда украдет, нацепит на палку и марширует с ней по берегу, вскидывая трусы москаля в нацистском приветствии. А еще хуже, выкуп начинает требовать – и, куда деваться, приходится платить. Ибо как же без плавок возвращаться в Россию, соседи осудят: что, скажут, Иван, уронил перед хохлами честь имперскую, посрамил славу отцов и дедов, напрасно, выходит, погиб генерал Ватутин?! Лучше б ты, скажут, Иван, вообще оттуда не возвращался, лучше б утопился пьяный в Черном море, как все приличные русские люди делают! Лучше б ты поскользнулся на медузе и упал лицом в буек, чем жопу голую, великорусскую, хохлам глумливым на потеху демонстрировать!

Теперь, конечно, все в Крыму будет совсем по-другому. Вешая на забор пансионата ослепительные плавки с двуглавым орлом, ни один Иван не испытает ни малейшего беспокойства насчет того, что какой-нибудь нацистский хулиган надругается над ними, потому что рядом с забором будет обязательно стоять представитель самообороны Крыма, вооруженный автоматом. Собственно, никого, кроме Ивана и самообороны, на побережье не будет, и когда к зонтику, под которым Иван принимает воздушно-солнечные ванны, подойдет облезлый мальчик с прошлогодними рапанами, Иван с наслаждением спросит его на чистейшем русском: «А что, постреленок, морошка есть?».

Конечно, он будет знать, что никакой морошки у облезлого мальчика нет, а бабушка его намедни получила гигантскую пенсию и спилась, не спуская сияющих глаз с портрета Путина, который нынче висит в светелке каждого православного крымчанина, потому что тех, у кого он не висел, самооборона давно выселила и заселилась сама, – но так приятно ощутить себя в России, в безопасности.

По вечерам, правда, на набережную будет лучше не ходить, потому что там гуляют славные защитники Крыма, поборники самодержавия и народности, с традиционными автоматами, выданными в горсовете по паспорту для самозащиты от бендеровцев. Поскольку Иван приедет один, да еще и по насильно всученной профкомовской повестке (семья будет провожать как в последний путь, а зареванная жена даже лично вышьет ему на ластах профиль Жириновского от порчи и нацистского сглаза), туристических доходов от него на всех не хватит, да и те отберут во Всероссийский фонд поддержки голодающих Симферополя.

Поэтому гуляющая по набережной самооборона Крыма будет относиться к Ивану с живым интересом (предлагая вроде бы как невзначай купить кирпич или отобранного давеча у облезлого мальчика прошлогоднего, но все еще душистого рапана, или настоящую русскую девочку, обученную кричать «Россия, вперед!» в самый неожиданный момент), а когда к ночи окончательно перепьется, то начнет стрелять по чайкам, и может случайно попасть в дорогого российского гостя, тем более что у него в карманах наверняка найдутся припрятанные на черный день рубли.

А учитывая тот факт, что самооборона наверняка будет начинать праздновать воссоединение Крыма с Россией прямо с утра, то принимать солнечные и воздушные ванны безопаснее всего будет на территории пансионата.

В конце концов, так будет даже интереснее.