Посол, солдат, турист и террорист – вот самый точный список основных негосударственных участников системы международных отношений согласно классикам теории международных отношений. И если с общим образом и характером первых трёх персонажей все более-менее понятно, то четвёртый участник этого геополитического квартета представляет собой гораздо более интересную загадку.

Бородатый моджахед с «поясом шахида»; угрюмый командир ячейки боевиков-фанатиков, планирующий кровавое нападение во время массовых мероприятий; тощий хакер-интеллектуал, с легкостью взламывающий сверхзащищённые базы данных серьезных правительственных учреждений; лидер загадочной международной террористической сети, организовавшей самый чудовищный по своей масштабности террористический акт ХХ века, вещающий из пещеры, опираясь на верный «Калашников»; неизвестно откуда взявшийся вежливый человек в военной униформе без опознавательных знаков, лениво прогуливающийся вдоль стратегически важного объекта чужой страны… Облик терроризма столь же непостоянен, сколь быстротечна динамика современного мира.

Немного теории

Террор и терроризм – это не продукты нынешней эпохи. Они – специфический компонент общественно-политической жизни, являющийся, по сути, вечным спутником человеческой цивилизации. Со времен монополизации государством аппарата насилия, всегда находились группы «несогласных», решавших бороться с государственной машиной ее же методами, за исключением фактора общественного контроля (или видимости такового) как сдерживающего фактора.

Собственно, терроризм – это динамическое, крайне адаптивное в социальном плане явление, сущностью которого является использование нелегитимного насилия (физическое и/или психологическое) для достижения политических целей.

Существует несметное количество классификаций терроризма: он бывает психический и преступный (Дж.Белл); революционный, субреволюционный и репресивный (П.Уилкинсон, Р.Шульц); ядерный, экономический, тенхологический, экологический и пр.

Учитывая масштаб и географию террористического акта, гражданство его исполнителей и/или организаторов, терроризм может быть внутренним (действия граждан одной страны против своих соотечественников на собственной же территории), транснациональным (соответствующие акты граждан одной страны против своих соотечественников на территории других стран), международный (действия групп граждан, однородных или смешанных по национальному составу, против любых лиц на территории третьих стран), и так далее…

Современный терроризм столь же размыт и призрачен, как и понятие, его определяющее. Но так было далеко не всегда. «Холодная война», на которую пришелся «расцвет» международных террористических группировок, вписала это понятие в существовавший тогда двухполюсный миропорядок, наделяя оба центра силы и военно-политического влияния – США и СССР, правом использовать в своих целях неформализованные, а потому мобильные и по большей части неуязвимые группы вооруженных боевиков, объединенные единой идеологической основой, которая служила моральным оправданием многочисленных жертв, приносимых ради достижения конкретных целей высшего порядка.

Крушение одного из полюсов этого мира в значительной степени нарушило баланс сил, повлекло за собой общий разлад сложившейся системы, лишив другую сторону конфликта «главного противника», а значит, и основы военной, политической, экономической и информационной стратегии.

Недавнее «вчера»

Акты современного терроризма могут осуществлять субъекты нового «мира приватизированного насилия», начиная от собственно террористических групп в «чистом» виде, частных военных организаций («Blackwater», «Cubic», «Halliburton», «DynCorp», «ArmorGroup», «Kroll»…), военизированных формирований, организованной преступности. Понятие «террор» в данном случае будет соответствовать скорее характеру акта, нежели исполнителю… Но ведь всякий «исполнитель» террористического акта – террорист по определению, не так ли?

Строго говоря, в большинстве случаев наиболее модная – Ближневосточная, – разновидность терроризма времен «холодной войны» является не чем иным, как вооруженной борьбой против регулярных воинских частей разнородных группировок боевиков, лишенных униформы, оружия и соответствующей муштры. То есть, в этом конкретном случае различие между террористом и не-террористом вопрос, скорее, ресурсов, чем фанатизма или радикализма (последнее, впрочем, у регулярных войск компенсируется строгой военной дисциплиной).

С этой точки зрения даже пресловутую и почти почившую в свете былой мощи «Аль-Каиду» нельзя назвать строго международной террористической организацией, ведь она объединяла, скорее, традиционно партизанские и сепаратистские движения разных стран, преимущественно Исламского мира. Ярким тому примером является расширение организации за счёт присоединения салафистской Группы проповеди и джихада – группировки исламистских партизан Алжира, индонезийской «Джемаа Исламия», пакистанской «Джемаат альФукра» и т.д.

Одним из важнейших уроков трагических событий 11 сентября 2001 года и их последствий в виде двух военных кампаний против Афганистана (2001–2002 гг.) и Ирака (2003 г.) является то, что в современных условиях к терроризму нельзя подходить с меркой «холодной войны», когда за каждой более-менее значимой группой стояло государство-спонсор. Современный терроризм более мобилен, не привязан к ресурсам и инфраструктуре конкретной страны. Он географически рассредоточен, но, благодаря современным коммуникационным технологиям, более сплочен, нежели когда бы то ни было.

Практика превентивных или ответных ударов по странам-«спонсорам» наносит террористическим группам не больше вреда, чем громогласные проклятия от мировых лидеров. Такая зацикленность на стране как ключевом элементе борьбы с терроризмом является пережитком биполярного мира и должна понемногу занимать свое почетное место в историческом измерении мировой политики. Даже сам механизм разрешения таких спорных с точки зрения международного права моментов (страна ведь, сама по себе, нередко может и не поддерживать разместившихся на ее территории, часто подпольно, террористических групп…) – деятельность Совета безопасности ООН тому пример, особенно когда заинтересованная страна наделена правом вето, да еще входит в постоянный состав коллегиального органа.

Смутное «сегодня»

Возьмём на себя смелость утверждать, что недавно появилась еще одна эволюционная форма разновидности государственного терроризма – когда в качестве террористов выступают некие «вежливые вооруженные люди», вроде безвредные, никого не пугающие, не угоняющие самолетов и не берущие в заложники мирное население, но с завидной систематичностью берущие под контроль, сначала внешний, а потом и внутренний, стратегические объекты другой страны.

А потом вдруг эти же «ВВЛ», оказавшиеся вдруг военнослужащими элитных подразделений другой страны, уступают место невежливым, маргинальным элементам, которые делают оставшуюся «грязную» работу – классический пример игры в «хорошего и плохого полицейского», только в масштабах межгосударственного конфликта, да еще и в нарушение всех мыслимых и немыслимых норм международного права.

Практическая сторона противостояния такому «ассиметричному» противнику сводится к использованию на первый взгляд несвойственных (снова биполярное эхо…) инструментов – регулярных вооруженных сил вместо спецслужб и элитных сил специального назначения. Несвойственных потому, что последние два силовых института долгое время пользовались монополией на анти- и контртеррористическую деятельность, которая в практике самого рьяного борца с международным терроризмом – США, разведены на два взаимодополняющих, но никогда не смешивающихся понятия.

В классическом определении антитерроризм представляет собой меры оборонного (пассивного) характера, направленные на уменьшение уязвимости граждан и всех форм собственности в отношении террористических актов, и могут включать меры ограниченного реагирования соответствующих силовых структур государства.

Контртерроризм же представляет собой меры наступательного (активного) характера, направленные на упреждение, прекращение и реагирование на активные проявления террористической деятельности.

И, поскольку террористические группы на протяжении десятилетий «холодной войны» координирующими и контролирующими усилиями спецслужб обоих лагерей были максимально активно вовлечены в её «горячие» проявления, то и прерогатива борьбы с проявлениями терроризма так же относилась к сфере разведки/контрразведки и соответствующих военизированных силовых подразделений. Однако с изменением форм и методов террористической деятельности, значительные изменения претерпели и соответствующие механизмы противодействия.

Ввиду тенденций, описанных выше, в авангард борьбы с терроризмом выходят национальные вооруженные силы, как во всей их совокупности, если речь идёт о полномасштабной военной кампании а-ля Афганистан или Ирак, или их элитные подразделения, подобно известной теперь на весь мир Команде 6 «морских котиков» Вооруженных сил США и её операции по устранению лидера «Аль-Каиды» Усамы бен Ладена.

Украина долгое время находилась где-то на периферии этих видимых и невидимых сражений, лишь эпизодически появляясь то здесь, то там, но по прежнему – лишь «на полях». Однако события последних месяцев резко перенесли нашу страну на передовую борьбы с самой современной разновидностью государственного терроризма. Многое в этой ситуации зависит от умения политической элиты мобилизовать свои возможности для оперативного реагирования на этот новый беспрецедентный вызов национальной безопасности Украины.

Мы должны «на ходу» учиться противостоять этой угрозе, умело балансируя анти- и контртеррористическими мерами – адекватно и решительно реагируя на свершившиеся акты террора, и быстро и эффективно упреждая потенциальные, устраняя сами предпосылки таких актов.

«Сложнее сказать, чем сделать» – скажет читатель, и будет, безусловно, прав. Однако самое главное у нас уже есть – готовность общества всеми силами поддерживать такую жёсткую политику, и при правильном информационном сопровождении этот потенциал можно трансформировать в основу формирования политической нации. Это то, чему могут позавидовать обладатели самой беспрецедентной военной, политической, экономической мощи в мире…