Психотерапевт-конфликтолог: от людей из зоны АТО адекватной реакции ждать не приходится
Списки жертв информационной войны растут с каждым днем. Вчерашние друзья-соратники сегодня люто ненавидят друг друга, в социальных сетях ликуют от смертей "врагов", а фейсбучные воины поголовно превращают украинцев в "фашиствующих укропов", а русских – "в зомбированных ватников".
"Обозреватель" поговорил с Людмилой Щегольковой – врачом-психотерапевтом, специалистом по военным конфликтам, сейчас работающей с комбатантами в военной комендатуре, - о том, что с нами всеми случилось, и что делать дальше.
Страх и ненависть войны
– Сегодня в обществе особенно обострилась ненависть друг к другу (даже среди бывших друзей и соратников). В чем ее природа, что стало причиной?
– Идет информационная война, и она апеллирует к первичным человеческим инстинктам. Прежде всего, инстинкту самосохранения, базирующемся на восстановлении стабильности. Что первично для человека? Наличие тепла, укрытия, еды. А сейчас большое количество людей осталось без основных компонентов, составляющих стабильность. Они подсознательно чувствуют угрозу своей жизни: "Я не выживу, я умру!".
Информационная война использует именно эти инстинкты. Стравливаются различные группы населения, которые, по сути, хотят одного и того же: стабильности, мира, нормальной жизни. Но воздействие идет на отбор компонентов стабильности у людей. В данном случае противопоставляются вся Украина и ее Восток.
– А на что направлена информационная война? В чем ее цель?
– Она направлена на одно и то же, с различных сторон. Используется, в первую очередь, ненависть. Это, как мы знаем, противоположность любви. Полное неприятие, отторжение, вплоть до физического уничтожения. Через что возбуждается ненависть? Прежде всего, через страх и тревогу: "Вот придут жители Востока, и поколеблют мой мир, лишат меня иллюзий...".
А мы постоянно живем в иллюзиях: влюбляемся в кого-то, начинаем идеализировать человека… Мы же не видим, какой он на самом деле, фантазируем. Мы любим, по сути, не самого человека, а нашу фантазию о нем, строим планы на него. Так же иллюзорен и способ жизни: "Я думаю, если не будет жителей Востока, будут мир и покой, я буду продолжать свое дело, не будет проблем". Это иллюзия. В жизнь каждого человека уже вмешались извне, этим вторжением.
– Сейчас в обществе понемногу насаждается мнение, что если отторгнуть Донбасс…
– …то в Украине настанет рай земной. Тоже одна из технологий. Заметьте, когда произошла аннексия Крыма, такой ненависти к крымчанам, как сейчас к "донбассцам", не было. Нет ее и сейчас. Хотя они более радикально настроены против Украины. Почему так? Крымчане не испытывают чувства страха, они живут на своих местах, своей территории. Да, могут испытывать недовольство, тревогу, но страха нет.
Донбасс испытывает страх, базовый страх смерти – угрозу выживанию: "У меня разбомбило дом, отняли привычные вещи, жизненные блага, я не знаю, что буду кушать завтра, потому что у меня нет денег, я не знаю, примут ли меня на работу". А здесь его на работу не принимают, еще и отказывают в жилье. Какие чувства культивируются у жителей Донбасса по отношению к прочим украинцам? Возникает ненависть: "Там разбомбили, еще и здесь гонят!".
Это пси-технология, которая применяется в данной войне. То есть у человека что-то отбирается, а потом еще и не дается взамен. Человек не получает эмпатии, лишь гонения, и озлобляется. Поэтому культивируется ненависть: обе стороны начинают ненавидеть друг друга.
– Но украинцы, в частности, киевляне, говорят, что с переселенцами трудно находить контакт…
– Да, с беженцами сложно контактировать. Почему? Потому что у многих действительно развивается ПТСР (Пост-травматическое стрессовое расстройство). У некоторых это острая стадия, то есть непосредственно травматическое-стрессовое расстройство, у других – уже ПТСР: Общий стресс прошел, но идет постоянное напоминание о травмирующей ситуации. Например, та же информация извне, отношение людей. Человек постоянно пребывает в травмирующих условиях, из которых он, казалось бы, уже вышел. Он выехал из зоны конфликта, но его внутренний конфликт не разрешен.
Эти люди больны, по большому счету. И это заболевание классифицировано, официально признано мировой наукой. Поэтому ожидать адекватной реакции от большинства жителей, выехавших из зоны конфликта, не приходится. И остальные люди это должны понимать.
– А в чем проявляется эта неадекватность реакции?
– Вы когда-нибудь пугали котенка? Как он ведет себя при этом? Распускает когти, старается тяпнуть… Это же неадекватная реакция. Ведь мы гораздо больше котенка, можем поймать его, взять, зажать, и все… Но если зажать котенка, чувствовали, как у него колотится сердце? Он все равно испытывает страх. Первая защитная реакция при страхе – нападение, агрессия. У некоторых – ступор. Но потом, опять-таки, оборонительная реакция: работает тот же инстинкт выживания.
Гражданская война на уничтожение
– Я считаю, что все блогеры, пишущие об – условно назовем их – "плохих" жителях Донбасса, они заказные. И это продолжение той же информационной войны: включение на стороне России. Это работает на отторжение части страны и части населения, превращение их в изгоев. Как ведут себя изгои? Как от них того ожидают: нападают, как котенок, и это естественная оборонительная реакция любого человека, пребывающего в стрессе, либо уже испытывающего ПТСР.
Складываются условия, когда невозможно выйти из травмирующей ситуации, о ней все напоминает: человек слушает новости, находит и встречает людей, переживших подобное, замечает людей из своего прошлого.
– А каково его отношение к людям из настоящего, его новым соседям, в новых городах?
– Это двусторонний процесс. Как относятся жители того же Киева к луганчанам, пережившим пытки в подвалах СБУ, зданиях, захваченных боевиками? Ведь они пострадали за те же идеалы, за идеалы Майдана? Идет реакция совершенно противоположного восприятия реальности и людей. Все равно: "понаехали"…
Если условно разделить людей на "плохих" и "хороших", то киевляне для переселенцев после такого "плохие", но и переселенцы для киевлян – тоже. А почему? Потому что приехали из Луганска. Всего лишь место проживания! Никто не разбирается в каждом отдельно взятом случае. Уже поставлено клеймо. И это тоже информационная война. Разделение людей по какому-либо признаку. В данном случае – по месту прописки.
Здесь задействуется механизм отвержения. Оно завязано на том же самом инстинкте самосохранения: человек – существо социальное, и без помощи социума он не в состоянии выжить. Опять, базовые страхи: "Идет зима, мне негде жить, что делать? Я умру, потому что будут морозы, а жить мне негде. Я умру, потому что мне кушать нечего". Такие механизмы задействуются в данной информационной войне.
И наиболее тревожно то, что в это включается именно украинская сторона, против своих же граждан.
"Нормальными" люди станут лет через 20
– Как жить дальше людям, которые до войны хорошо общались и дружили, а сейчас открыто ненавидят друг друга?
– В этом случае, в случае ненависти, есть всего два варианта. Если это развитые личности, нужно попытаться спокойно поговорить, выяснить свои разногласия с помощью вопросов: "Почему ты так считаешь?", "Скажи, а для чего тебе так думать обо мне?", "Что ты получаешь, думая обо мне плохо?". Это очень сложно, не каждый способен на это.
– Да, опыт показывает, что даже журналисты, медийные персоны, ругаются, называют оппонентов врагами, "фашистами", "ватниками"... Может, им нужен какой-то другой рецепт? Они, вроде бы, развитые личности, но ведут себя как неразвитые.
– Действительно, им нужно объяснить, что они ведут себя как неразвитые личности: может помочь только апелляция к здравому смыслу и спокойному диалогу.
Некоторые журналисты хорошо умеют говорить, но плохо умеют слушать, особенно – друг друга, потому что здесь еще вступает и фактор конкуренции. Нужно предложить оппоненту: давай не будем конкурировать, давай разберемся. Мы не будем спорить, давай каждый выскажет свои аргументы, и постараемся выслушать друг друга. И если человек действительно думающий, он будет слушать своего собеседника. Если же диалог невозможен, преобладают эмоции – лучше отстраниться, и здесь других рецептов, к сожалению, еще никто не придумал.
– Тем более, если человек убежден, что его оппонент – "плохой".
– Конечно, я не могу что-то донести до человека, если он не хочет меня слышать, считает меня плохой. У него уже сформировалось свое мнение. А менять своего мнения люди не любят, они любят оставаться на своих позициях. Как тот "совок", та "вата", а они есть, и мы это знаем, и не только в Донбассе, которые остаются на позициях Советского Союза.
Как ни прискорбно это отмечать, я сейчас смотрю, что в том же Киеве – очень много молодых людей, недавно закончивших школу, студентов начальных курсов, которые становятся на позиции коммунизма. Откуда у них это? Они не видели этого "совка", а идеализируют его. Кто-то же привнес это мнение. Создал иллюзию идеальной жизни при "совке"! Но они встали на эту платформу, и они ее придерживаются.
Кстати, здесь есть универсальный совет: на беседу с противоположным мнением нужно приглашать значимых для оппонента людей, того, кого он уважает, на кого равняется. Он поможет изменить мнение. Поэтому часто российские СМИ используют известных людей: звезд шоу-бизнеса, актеров, писателей, политиков, которых уважает большинство населения. Это придает мнению и точке зрения веса.
– Что может объединить рассорившихся во время информационной войны людей?
– Создание общей идеи. Это может быть и апелляция к религиозным канонам, ее нельзя сбрасывать со счетов, сейчас очень многие ходят в церковь. Через религию мы можем донести, что добро – это правильно. Это очень хороший рычаг и способ создания общей идеи.
Вспомним истории, когда священник впускал в дом бандитов, они его ограбили, избивали, но он пускал себе в дом следующих. И кто-то уйдет, останется бандитом, но кто-то прислушается, уловит эту идею добра, исходящего от человека, и станет лучше. А религия говорит, что даже спасая одну душу, вернув ее в лоне Божье, мы попадаем в рай.
– Сколько времени, по вашим оценкам, нужно, чтобы последствия информационной войны перестали давить на общество?
– Как показывает мировая история, чтобы все уладилось, должно смениться хотя бы одно поколение. Потому что есть люди, они останутся, которые непосредственно участвовали в военном конфликте, по разные стороны. И даже те, кто участвовал на стороне Украины, они, что называется, "понюхали крови". Они все будут испытывать ПТСР комбатантов (участников военных действий. – Авт.). Все! Потому что, прежде всего, война дает ощущение собственной значимости: "Я что-то делаю, я нужен, меня уважают". Война закончилась, и человек не находит себе применения. То есть ему нужно становиться как все, искать работу, идти на маленькую зарплату, выживать, а он за это сражался! Как же так?!
Еще важнейший фактор – обесценивание человеческой жизни: "Убили моего товарища, другой поднял автомат, и пошел. Да, мы его похоронили, но…". Когда человек участвует в военном конфликте, часто видит смерть, он перестает горевать по каждому, это уже становится статистикой. Убивая кого-то, такого же человека, но из противоборствующего лагеря, человек испытывает удовлетворение: он считает себя правым.
И какой же становится цена человеческой жизни? Стремящейся к нулю. Поэтому эти люди, как и афганцы, будут жить среди нас, их нужно будет адаптировать к нормальной жизни.
И лишь следующее поколение, которое родится уже вне войны, может переосмыслить данные события трезво, потому что они не были участниками. Дети, которые вывезены, в частности, из Луганска, пугаются грозы, выхлопов машин, любых резких звуков, окриков... Нормально, адекватно будут воспринимать обстановку уже люди, родившиеся вне конфликта. Вот и считайте, сколько это – около 20 лет.
Повідомити про помилку - Виділіть орфографічну помилку мишею і натисніть Ctrl + Enter
Сподобався матеріал? Сміливо поділися
ним в соцмережах через ці кнопки