ФБ показал мне рекламу - Борис Колесников поздравляет с новым годом. И я вспомнил, как летом 2013 года Юлия Мостовая, главный редактор Зеркало Недели, попросила меня сделать с Колесниковым интервью. Я согласился.

Встреча наша состоялась на последнем этаже магазина Сана Хант. Там расположен ресторан, где и сейчас кушает вся "элита". За соседним столом в одиночестве, но страшно такая красивая, кушала Тая Повалий. За другим столом - Кивалов Пидрахуй. И таких физиономий там было много.

Когда Колесников закончил свой обед, он пересел ко мне. И как только мы начали разговор, я обнаружил две вещи, которые ставили крест на этом интервью. Первая заключалась в том, что Борис Викторович нес такую околесицу, которую я, с одной стороны, не мог понять, с другой - не мог поверить, что можно такую лапшу можно вешать собеседнику на уши. Вторая вещь, которая меня настигла следом - я осознал, что мне неинтересно с ним разговаривать. То есть нам не о чем говорить. Мне с ним - так точно. У меня отключились уши. Я просто рассчитывал на свой диктофон. Я думал, что я потом расшифрую все, что Колесников мне наговорил и наврал, и на том все кончится.

Я отправил расшифровку Колесникову, как тот просил и как того требует наше идиотское законодательство, а также наши дикие традиции журналистики. Потом позвонил Колесников и попросил приехать снова ту да же, чтобы внести правки в текст. Со мной всякое бывало - люди, с которыми я беседовал, ругались, матерились, - но чтобы заставить меня своими же руками кромсать текст, такого еще не было.

Но я приехал. Пока мы сидели с Колесниковым, его помощники ему сообщили, что за соседним столом того ждут парни из посольства Японии. Колесников, работая на публику, то есть на меня, попросил передать японцам, чтобы они пошли на*уй и ждали дальше. Так и сказал. А затем он снова переключился на меня.

Колесников понял, что, судя по расшифровке его же интервью, он выглядит, мягко говоря, идиотом, потому что наговорил такого, что сам себе на голову не смогу натянуть. Это был непереводимый набор букв. И он хотел с моей помощью сделать текст более привлекательным. Но я по-прежнему не хотел с ним говорить, у меня не было никаких душевных сил для этого, поэтому я просто смотрел на него и ждал, когда он сам придумает, как переформулировать его собственные слова, чтобы не было стыдно это читать. Я негласно отказался ему помогать и просто включил дурака, мол, не понимаю, что вы хотите. С горем пополам мы домучили текст. Я понимал, что он ужасен. Но времени уже не было - его ждали в Зеркале.

А Юлия Мостовая, как оказалось, попросила отредактировать интервью Сергея Рахманина. Он прочитал это, и перезвонил мне. Думаю, ему стоило больших усилий, чтобы не выражаться более крепко, чем он выразился. Я лишь попросил задействовать его редакторский талант, чтобы из этого, как сказал Рахманин, подстрочника, и как говорю я - блеяния, сделать удобоваримый текст чисто из уважения к читателям.

Кстати, половину этого интервью Колесников клялся, что он за евроинтеграцию. А потом был ноябрь.