В спорах о деле Светланы Давыдовой уже высказался весь спектр расколотого российского общества: от «засудить вражину» до «наградить героиню», через «какие же идиоты чекисты» до «сделать мученицей многодетную русскую провинциалку». На самом деле эта история имеет не только очень важный моральный и политический аспект, но и юридический, поскольку наглядно показывает различие между государством (англосаксы в данном случае говорят «правительство») и нацией (как суверенным в своей власти над государством народом).

Конечно, если кто и годится на роль символической жертвы государственной паранойи и государственного садизма, так эта именно отважная женщина, решившая остановить замышлявшуюся, как ей казалось, интервенцию против Украины в апреле 2014 года. Для России такая фигура куда выразительней в роли жертвы Власти-Левиафана, нежели капитан артиллерии Дрейфус из семьи эльзасских еврейских торговцев – для Франции 120 лет назад.

Теперь посмотрим на этот казус (случай) с правовой точки зрения. Из Уголовного Кодекса Российской Федерации однозначно следует, что объективной стороной вменяемого Давыдовой преступного деяния (госизмена) является нанесение ущерба безопасности страны. Попытка срыва тайной (в виде "вежливых зеленых людей") или явной интервенции в мирную и по документам союзную соседнюю страну не может рассматриваться как ущерб национальной безопасности. Более того, сама подготовка такой интервенции является преступлением – превышением должностных полномочий (ст. 286 УК). Со всеми утяжелениями – государственными должностными лицами, организованной группой с тяжкими последствиями и прочее. Поэтому подготовка к совершению преступления не может рассматриваться как охраняемая законом тайна. Поэтому в нормальном суде обвинение против Давыдовой распалось бы мгновенно.

Теперь о том, что юристы называют субъективной стороной преступления, – наличии умысла. Да, Светлана Давыдова знала, чего хочет, – сообщив свои подозрения о подготовке агрессии, она надеялась: украинское государство – либо дав знать по дипломатическим каналам, что оно предупреждено, либо подняв международный скандал, – сможет войну предотвратить.

Поскольку тема борьбы с фашизмом и войною усилиями отечественной пропаганды превращены в постоянный идеологический фон, то позволю себе напомнить историю, которая 80 лет назад стала выразительным примером борьбы с войной и фашизмом.

Это дело писателя и пацифиста Карла фон Осецки. Видный деятель, как сказали бы сейчас, немецкого антивоенного движения, он случайно (как и Светлана Давыдова) узнает от друга-летчика, что Германия тайно воссоздает свою военную авиацию (как стало потом известно – в теснейшем сотрудничестве с СССР). Германии – как "стране-агрессору" времен Первой мировой войны – было запрещено Версальским договором. Осецки поднимает международный скандал, надеясь что Лига Наций и великие державы добьются от его страны отказа от подготовки новой войны. Дело происходит весною 1929 года, во времена, которые сейчас кажутся совершенно вегетарианскими. Но на волне "военно-патриотического подъема" (на пост президента претендуют фельдмаршал Гинденбург и ефрейтор Гитлер) в 1931 году Осецки получил полтора года тюрьмы за госизмену. А великие державы разоблачений не заметили, ультиматумов встающей с колен Германии не предъявили.

Осецки отказался стать политическим беженцем. Политическая амнистия в конце 1932 года открыла ему двери тюрьмы. Но он настолько стал для нацистов и иных "патриотов" символом "национал-предательства", что после прихода Гитлера к власти несчастного бросили в концлагерь. Поскольку пацифист стал символом сопротивления милитаризму, в надежде спасти Осецки, в 1935 году его наградили Нобелевской премией мира (а в 1940 году, оккупировав Норвегию, нацисты разобрались с членами Нобелевского комитета, голосовавшими за кандидатуру "национал-предателя"). В 1938 году, затравленный и фактически находящийся под домашним арестом (из концлагеря его выпустили – надвигалась берлинская Олимпиада), Осецки умер в больнице. Я полагаю, что пример подвига Карла фон Осецки должен подвигнуть на номинирование Светланы Давыдовой на Нобелевскую премию мира. Как раз можно успеть в феврале.

Вернемся к обещанному правовому казусу. Российский уголовный кодекс прямо разрешает нарушить законодательство для предотвращения более общественно-опасного преступления. Этот же закон трактует подготовку агрессивной войны как особо тяжкое международное преступление.

Отправка войск на территорию Украины – безусловная агрессия. Подготовка такой агрессии – тяжкое нарушение российского закона. Попытка срыва такой агрессии – попытка предупредить особо тяжкое преступление. Поэтому Светлана Давыдова, даже формально нарушая закон, на самом деле неукоснительно соблюдала нормы более высокого права – она стремилась остановить международное преступление. Это – как переломать руки насильнику или вышибить мозги убийце. То нарушение закона, которое и означает его соблюдение. В этом деле Светлана представляла российскую нацию, ставшую жертвой преступления государства/власти. Нация в ее лице осуществляла свое право на законную оборону.

Поэтому защита Светланы Давыдовой – это не просто защита простой женщины, матери и так далее. Это – защита права нации останавливать преступление правительства.