Чуть больше года назад я уехала из России, и вот уже много месяцев подряд наблюдать за происходящим там приходится через новостные ленты – в том числе, понятное дело, и через ленту Facebook. Что и говорить, картина получается не вполне достоверной – но, думается мне, будь я сейчас в России, повестка складывалась бы из всё тех же слов всё тех же людей, так что будем считать эту недостоверность условной настолько, насколько условна и искуственна вообще любая лента друзей.

Моя лента никогда не бывала особенно оптимистичной, но в последние дни наряду с критикой всего на свете как-то зачастили посты, от которых хочется прятаться под стол. Речь в них не о политических репрессиях, а о вполне бытовых вещах: кого-то обхамили в транспорте, на кого-то наорали, с кем-то случилась некрасивая сцена в магазине.

Мне по этому поводу вспомнилась история племени ик, которое в 60-е годы прошлого века описал антрополог Колин Тернбулл. Призываю вас отнестись к Тернбуллу с уважением: мне лично кажется, что я с племенем ик не смогла бы провести дольше пары часов, не говоря уже о том, чтобы его описывать.

До определённого момента ик были вполне обычным кочевым африканским племенем. В 50-60-е, когда африканские колонии обрели независимость, земля, на которой ик охотились, оказалась поделена между тремя государствами. Ик вытеснили в гористую местность, где нельзя было охотиться (территория отныне считалась национальным парком), а до ближайших источников воды было несколько дней пути.

Племя отчаянно пыталось выжить: они силились хоть что-то вырастить, воровали скот и даже вспомнили кузнечное дело, чтобы выручить какие-нибудь гроши с продажи копий. Тем не менее, усилия по большей части не приносили успеха: за два года племя сократилось почти вдвое. Когда Тернбулл приехал к ним, ик как раз пережили засушливый год, а на следующий год снова случилось засуха. Племя голодало, и не просто голодало – голод продолжался уже на протяжении жизни целого поколения. «В их общественной организации, – рассказывает Тернбулл – произошли коренные изменения, которые помогли им выстоять в этих тяжёлых условиях».

Эти «коренные изменения» коснулись того, что мы назвали бы человечностью. Осознав, что размеры племени больше, чем позволяет прокормить окружающая среда, ик решили сократить численность.

Тернбулл пишет: «Я не хочу сказать, что это был сознательный шаг, но так уж произошло, и ик хорошо понимали, что они делают. Они говорили: ‘Зачем кормить престарелых? Они все равно умрут, а пользы от них никакой, они даже не могут больше дать нам детей'. И ик обрекали стариков на смерть, не давая им пищи, а старики были слишком слабы, чтобы найти пропитание в этих трудных условиях, где, как и у бушменов, вода и пища находились на расстоянии нескольких дней ходьбы и для передвижения в скалистых горах нужна была сила и ловкость. И старики умирали — в домах или на открытом воздухе».

Молодых членов племени тоже не кормили: считалось, что, если они не могут сами себя прокормить, то всё равно не выживут. Выжить, по мнению ик, должны были только те, кто может дать потомство – группа самых здоровых и сильных.

С Тернбуллом члены племени обращались грубо – совсем так же, как и между собой. Обычным эмоциональным состоянием ик было злорадство. Нормальным было пнуть ослабевшего, ползающего от голода старика, ногами – для развлечения.

«Я видел мало того, что хотя бы с натяжкой мог назвать привязанностью. Я видел вещи, от которых мне хотелось плакать… Но никогда не видел никого из людей племени ик близких к слезам или горю – только детские слезы от гнева, злости и ненависти… Я не обнаружил таких признаков семейной жизни, какие встречаются почти везде в остальном мире. Я не встречал проявлений любви с ее готовностью к самопожертвованию, любви, осознающей и принимающей тот факт, что мы не полны сами по себе, но нуждаемся в объединении с другими».

Это Тернбулл писал уже позже, а находясь с племенем, довольно скоро обнаружил у себя все симптомы, свойственные ик.

Психологическая зараза – дурное настроение, ненависть, злоба, ожесточённость – передаётся ничуть не хуже более привычных нам вирусов вроде гриппа, а распространившись, очень скоро становится нормой. Ик поступали так, как поступали, не из любви к тёмной стороне, а по привычке и в силу обстоятельств.

Подозреваю, что в Москве сейчас обстоятельства тоже весьма способствуют распространению вируса озверения. Единственный метод борьбы с ним – профилактика. Держать себя в чистоте. Больше здоровой повседневности, больше «спасибо», «пожалуйста», «извините» и – если есть ресурс – улыбок. Простые ежедневные действия, напоминающие о человечности – верный способ эту человечность не утратить. Если еще не поздно.