Мы все, как один, за плюрализм. Мы жизнь готовы отдать, чтобы наши оппоненты имели право высказывать свои, ненавистные нам мнения.

Потому что – свобода. И вообще, объективное освещение событий предполагает освещение их с разных точек зрения.

Так считают не просто взрослые, а наши лучшие люди. Причем – чуть ли не единодушно.

Ну, и что из этого получается? Как пелось в одной старой песенке (поразительно, но не смог я  найти в Интернете ее текста, так что цитирую по памяти), "газетку развернешь, ты хочешь правды". А что видишь? А видишь рядом тексты, которые совершенно не рядоположны даже не по литературным свойствам, а по жанру.

Вот ума размышления (и здесь неважно даже, размышления это большого ума или не самого большого – человек думает, пытается понять). А вот горестные заметы сердца. Они могут быть и не самыми умными. Но и это неважно – сердце пытается высказать себя. И это нормально для сердца. Потому что, что же оно за сердце, если не хочет разделить наболевшее с другим сердцем?

Конечно, можно было бы заметить, что не всякого ума размышления и не всякие горестные заметы заслуживают одинаково широкой аудитории. Есть размышления, которыми стоит поделиться с миллионами, а есть и такие, для которых и пять слушателей – слишком много. И с заметами – то же самое. Но к этому я вернусь чуть позже. А пока – о другом.

О том, что одними размышлениями ума и заметами сердца чтение газетки не ограничивается. И более того, присмотревшись внимательней, видишь, что эти самые размышления и заметы в газетке и не превалируют. Да, что там – превалируют. Ты их там еще найди! Это, если еще повезет – только в груде текстов совсем иного жанра. Которые не размышления и не заметы, а, попросту говоря, ложь – сознательное искажение правды в целях извлечения прибыли. В первую очередь – прибыли заказчика, того, кто платит, кто девушку ужинает. Но и, конечно, самой "девушки".

Технология изготовления лжи в последние десятилетия развилась ровно в той же мере, в какой развились и все остальные информационные технологии. Мир становится все более информационным. Соответственно, и роль разного рода лжи возрастает. Ложь становится всё более ходовым товаром. Растет ее потребительская стоимость. А вместе с ней – и цена. Если раньше многие лгуны врали из любви к искусству вполне бескорыстно, то теперь оказалось, что ложью можно зарабатывать. И порой – очень хорошо. Так возникла целая индустрия, по сравнению с которой агитпропы даже самых одиозных режимов прошлого – собрания жалких цеховиков-ремесленников.

Но социально одобряемой ложь не стала. И, несмотря на все усилия маркетологов лжи, не может стать. Просто потому, что она объективно опасна: соглашаясь жить по лжи, и общество, и человек себя убивают. Причем, не в переносном, а в самом прямом смысле. Убивают не моментально, конечно. Но – быстро.

Почему убивают? А представьте, что вы завязываете себе глаза и отправляетесь гулять по скоростному шоссе.  

Так что даже биологически ложь эволюционно бесперспективна: общество, основанное на лжи, неконкурентноспособно и обречено на вымирание.

И люди это понимают. Редко осознают развернуто, но всегда чувствуют. И чувствуют отчетливо. Поэтому, даже когда мы не боремся с ложью активно, инстинкт самосохранения не дает нам ее одобрять. Пусть – и красивую, и приятную. Если, конечно, мы понимаем, что ложь – ложь.  

Именно поэтому для лжи так жизненно важно скрывать, что она – ложь, даже в тех случаях, когда у нее нет шансов выдать себя за правду.

И тогда ложь начинает претворяться глупостью. Или, иначе говоря – мнением, точкой зрения.

А дальше – пойди разберись: он – дурак (она – дура) или прикидывается? На зарплате или по зову сердца? А особенно – когда многие научились совмещать ложь с глупостью. Ведь это очень удобно. Быть глупым (в каких-то вопросах, конечно, не во всех) выгодно. Помните Грибоедова?

В общем, поставить сепаратор, отделяющий глупость от лжи нам не удасться. И поэтому единственный путь – фильтровать наши речи таким образом, чтобы фильтр задерживал и то, и другое: и наивные, глупые мнения, и лживые "вовсе не-мнения".

Ну, так это сколько народу может остаться без работы – возразит мне человеколюбивый критик. Ничего – отвечу я – не умрут: ведь можно заняться еще и производством правды.