Четвёртый месяц я живу в Москве. Сидел дома в Красном Луче до последнего, но «последнее» начало заканчиваться, новых поступлений не было (я о зарплате). Это в дополнение к тому, о чём уже много было сказано: отсутствие иногда электричества, иногда воды, иногда связи... Но всегда – спокойствия и ощущения свободы.

Я был почти типичным жителем своего стотысячного шахтёрского города – аполитичным, по инерции следующим идеологемам образца 2004 года: «Пока они там протестуют, мы работаем!» Почему «почти типичным»?

В 2004 году мне было 14 лет, сейчас – 25. Наверное, я изменился за это время. Поэтому то, что назвали «Евромайданом», я не так однозначно воспринял. Жить так, как жили, дальше было нельзя – я это понимал и сочувствовал протестующим. Но веры в то, что бунт приведёт в правительство качественно новых лидеров, у меня не было. Это первая дилемма.

Дилемма вторая, главная. Именно её я не смог объяснить своим российским знакомым. Почему, если я не поддерживаю «ЛНР-ДНР» и прочую «Новороссию», я автоматически перевожусь в ненавистники России?

«Они же за вас воюют!» За нас ездят на наших машинах иногда. За нас закрывают предприятия – чтобы нам не работать лишний раз.

«А почему не воюешь?» – Коротко, безаппеляционно. Спрашивал сантехник, что ремонтировал прорыв у дома, где мы квартиру снимаем. «У меня много знакомых поехали добровольцами...» Хотелось спросить: зачем поехали? За что воевать? Но я просто молчу.

Один раз попытался объяснить, а меня трусом назвали. И я, порою, таковым себя чувствую. Есть, правда, обоснование. По состоянию здоровья я некомбатант. Но от того не легче.

Я не смог бы воевать за какую-нибудь из сторон. Убивать украинцев или убивать русских. Ведь на войне надо убивать! Это как?!

Ездил я поездом «Луганск – Киев». И был там проводник Сергей – приятный собеседник, которого я утомил кипятком – что-то не так было с водонагревателем в вагоне... Мне его убивать? Или россиянина, который воюет «за меня и за Донбасс»? Ведь мои корни и родственные связи уходят в Россию дальше, чем в Украину.

Все это не мешало говорить по-русски, знать украинский, бывать во Львове и Ростове, радоваться за нашу украинскую сборную по футболу и гордиться российскими хоккеистами. Поэтому нет у меня решимости.

Иногда, повторюсь, стыдно. Я не хочу или не могу ничего делать? Но я могу не воевать. Могу не писать проникновенные «аналитические» посты в Фейсбуке, могу телевизор не смотреть. Это я могу. В этом я уверен, это я и делаю. Вполне возможно, что это расценят как некую «исповедь труса». Может и так. Но накипело. До последнего буду верить в излечение наших голов. А война – не лекарство. Поэтому я не воюю.