Накануне субботнего митинга в российской столице я все чаще слышу сравнения с киевским Майданом. Это естественно - российские организаторы митингов интересуются опытом украинской мирной революции, обошедшейся без жертв, но зато приведшей к проведению дополнительного тура выборов президента и победе оппозиционного кандидата. Но любые аналогии хромают - в том числе и эта.

Еще в 2004 году я придерживался крайне непопулярной в украинской столице точки зрения, полагая, что Майдан - это не начало демократических процессов на постсоветском пространстве, а скорее их завершение. В том смысле, что демократические процессы, начавшиеся в августе 1991 года у московского Белого дома - кстати, после серии впечатляющих мирных шествий, - дошли и до Украины, практически обойденной горбачевской перестройкой и жившей как бы вне политического времени. Политика властно вмешалась в украинскую жизнь только после исчезновения журналиста Георгия Гонгадзе - тогда все и завертелось: снижение президентского рейтинга, уличные акции, «Украина без Кучмы», Тимошенко, Ющенко, Майдан, победа оппозиционного кандидата...

Майдан можно сравнить с августом 1991 года еще и вот по каким причинам. В 1991-м путчистам противостоял не просто разгневанный народ. Их не признал президент Российской Федерации, рядом с которым находились члены правительства республики и депутатский корпус. Это тоже была власть - что великолепно понимали силовики. Никто не назовет общенародно избранного президента России «внесистемной оппозицией».

В Киеве в 2004 году на трибуне Майдана находился не просто бывший премьер и кандидат на пост президента. Ющенко был лидером парламентской фракции - между прочим, одержавшей победу по партийным спискам. Лидерами парламентских фракций были и поддержавшие его Юлия Тимошенко и Александр Мороз.

Майдан был полон депутатов, лиц неприкосновенных, - это они в большинстве своем были «полевыми командирами» оранжевой революции и обеспечивали безопасность граждан. Милиция прекрасно понимала, что сегодняшний оппозиционер завтра может стать министром - как, кстати, и произошло с Юрием Луценко, ставшим министром внутренних дел, или Александром Турчиновым, возглавившим Службу безопасности. Противники Майдана называли его «заговором миллионеров против миллиардеров» - действительно, оппозицию поддерживали многие бизнесмены. Но все же главным было то, что во главе протестующих находились представители политической элиты страны.

Ничего похожего в российской ситуации нет. Люди, пришедшие к власти в результате событий 1991-2000 годов, зачистили политическое поле настолько, что на нем не только трава не растет - земля утрамбована, заасфальтирована и раскрашена в цвета «Единой России». Те, кто выходит сегодня на улицы российских городов, не только вне власти, но и вне политики вообще. Парадокс ситуации, однако, в том, что вне политики находится 99 процентов россиян. Не люди маргинализированы - маргинализирован политический процесс.

И этот процесс может начаться только в том случае, если в российском обществе начнется реальная конкуренция. Если оппозиционные партии будут зарегистрированы и получат доступ к эфиру. Если телевидение будет передавать не сказки, написанные в кремлевских кабинетах, а честные новости. Если демократия перестанет быть управляемой.

У меня нет никакого сомнения, что конкуренции не выдержат 90 процентов тех, кто составляет нынешнее политическое руководство страны. Стоит вспомнить: ни Путин, ни Медведев, ни кто-либо еще из высшего руководства страны никогда ни с кем не публично не дискутировали. Никогда не отвечали на настоящие вопросы. Никогда не сталкивались с серьезной критикой в общенациональных СМИ - за исключением, пожалуй, истории с «Курском», после которой и были сделаны все надлежащие выводы.

Могут ли произойти такие изменения? Только в случае начала диалога между властью и обществом. Я не буду задаваться вопросом, готово ли к такому диалогу общество, потому что общество должен кто-то представлять. Но предположим, что такая группа лидеров в ходе массовых протестов выкристаллизуется и будет готова разговаривать с властью. Что с того? Беда в том, что к такому диалогу совершенно не готова власть. С ее точки зрения, те, кто собирается, чтобы отстоять право россиян на честные выборы, - это американские наймиты.

И это вовсе не мой домысел: так говорит Владимир Путин. В людях, собирающихся на площадях, глава правительства не то что не видит партнеров по диалогу - он не видит в них сограждан. И в этом еще одно большое отличие российского 2011 года от украинского 2004-го. Кучма разговаривал с Ющенко. Ющенко разговаривал с Януковичем. Их представители разговаривали друг с другом даже, казалось бы, в отчаянном положении. А здесь диалога не будет.

Это означает одну простую, хоть и очень неприятную вещь: столкновения не избежать. Я не утверждаю, что оно непременно произойдет в ходе нынешних протестов. Будут еще и другие выборы. Их тоже придется фальсифицировать.

Власть потеряла доверие общества, но уверена, что пришла навсегда, и будет бороться за свое выживание - никакого другого выхода сохранить нажитое у ее представителей просто нет. Вот почему это будет не Майдан.

Общество достаточно быстро дозреет до понимания необходимости смены власти, но не сможет добиться этого законным путем - потому что все законные дороги будут перегорожены автозаками и забиты ОМОНом. Следовательно, ситуация будет развиваться как-то иначе, сложнее, драматичнее и страшнее, чем в 1991 году в Москве или в 2004 году в Киеве.

Виталий ПОРТНИКОВ