Вывод ударной авиагруппы российских войск из Сирии, несмотря на некую поспешность, стал, скорее, закономерностью, чем неожиданностью. С учетом задач и возможностей, которые ставила Россия в отношении возврата на "сирийский фронт" в сентябре 2015 года, после прекращения активных военных действий на Донбассе и объявления режима "перемирия с нарушениями".

Из трех задач по Сирии – пропагандистской, военной, геополитической – России удалось достичь только лишь одной, пропагандистской.
Пропагандистская задача заключалась в необходимости побед на другом фронте после провала в Украине. "Новороссии", о которой так много говорилось в 2014-первой половине 2015, не произошло, но тренд на войну, раскрученный российской пропагандой, остался. Да и для кадровых российских военных открытое участие в Сирии после "шифрования" на Донбассе (а для военных, превосходящих количественно и по уровню технического обеспечения армию страны-оппонента, против которой они воюют, но вынуждены скрываться, это всегда унизительно) – определенная реабилитация.

Военную задачу, несмотря на создание картинки в российском публичном пространстве, что "выход из Сирии – это закономерный итог победы", России не удалось реализовать. Более того, поспешный уход и начало переговоров похожи на то, что российские власти скорее искали повод уйти, после того, как войска Башара Асада при поддержке России, Ирана и группировки "Хезболла" были остановлены у Алеппо. Не в поледнюю очередь благодаря сотрудничеству Турции и Сайдовской Аравии и наличию у повстанцев противовоздушных вооружений. Кроме того, почти сразу же после новости о выводе российских войск близкая к "Аль-Каиде" исламистская группировка "Фронт ан-Нусра" объявила о проигрыше России и подготовке нового наступления в Сирии. В этом смысле заявления представителей РФ о получении уже в ближайшее время контроля над Пальмирой - как "заместительная цель", чтобы показать отдельную победу в проигрыше в целом.

Геополитическую задачу можно разделить на несколько составляющих. Во-первых, попытку России вернуться в большую геополитику, то есть, использовать площадку Сирии для размена/договоренностей между Россией и США по самым разным вопросам. Во-вторых, провоцирование ряда сопутствующих проблем (в частности, проблемы беженцев), о чем неоднократно заявляли представители стран-членов антиИГИЛовской коалиции; такое стремление "гибридизировать" потенциально конфликтные ситуации в мире направлено как на ослабление крупных субъектов геополитики, так и на их уступчивость по другим вопросам. Отчасти – удался второй пункт, то есть "гибридизировать" ситуацию, но это не значит, что США и Европа готовы идти на уступки под давлением шантажа (недавно озвученные 5 принципов ЕС в отношении России демонстрируют как раз понимание "гибридного поведения" Кремля и свой ответ на это поведение). 

Россия, конечно же, может опять активизировать военное присутствие в Сирии. Но на текущем этапе итог "сирийской кампании" – это создание картинки внутри страны. Картинки России как крупного субъекта геополитики и страны, серьезно занимающейся борьбой с международным терроризмом. Картинки, направленной на внутрироссийского потребителя, а не международную аудиторию. Встреча 17 марта в Кремле Владимира Путина с вернувшимися из Сирии военнослужащими и награждение их боевыми наградами, сопровождаемые победной риторикой – это главная "вишенка" пиар-итогов российской кампани в Сирии.