Два года назад с аннексии Крыма началась история про гибридную войну. В этом нет ничего удивительного. Просто нужно понимать, что гибридность – это, возможно, главная характеристика российского режима, пишет Павел Казарин специально для "Крым.Реалии"​.

Мы раз за разом ищем исторические параллели, которые бы помогли нам понять происходящее. Штудируем историю обеих мировых войн, персональные характеристики диктаторов, ищем сходство в условиях и персоналиях. Но дело в том, что Россия подарила миру новую реальность, в которой гибридными являются не только войны, но и режимы.

Мы привыкли к ясности. Никак не можем привыкнуть к мысли, что война может быть не формализована – в том виде, в котором формализовывались войны в середине ХХ века. Нам хочется точных формулировок и недвусмысленных определений. Но именно в этом – наше главное заблуждение.

Весь расчет официальной Москвы строится именно на создании ситуации неопределенности. Просто потому, что она куда выгоднее, нежели строго формализованная процедура.

Один из самых ярких примеров – законы Яровой. Они создают ситуацию непредсказуемости, когда ни один житель РФ до конца не может быть уверен в своей безгрешности перед лицом российской фемиды. А снижение порога ответственности до 14 лет всего лишь расширяет возрастную рамку, загоняя в этот "контур неопределенности" еще большее число российских обывателей.

Фраза "был бы человек, а статья найдется" – самое полное описание этой реальности, в которой никто не может быть уверен окончательно в собственной неподсудности. Именно в этом состоит логика статьи УК РФ о противодействии экстремизму – она изначально выписывалась с максимально "резиновыми" границами, чтобы при желании под нее можно было определить любого гражданина. В итоге, каждый российский обыватель живет с подспудным ощущением собственной незащищенности от госаппарата. И демонстративная лояльность становится самым распространенным способом реакции на эту реальность.

Впрочем, Кремль успешно использует "ситуацию неопределенности" не только во внутренней политике. Сразу после вторжения на Донбасс экспертные круги ломали голову о финальной цели Москвы. Кто-то говорил о сухопутном коридоре в Крым, кто-то – о полноценном вторжении, кто-то – о попытке отвлечь внимание от аннексии полуострова. Но в том и особенность, что у этого вторжения нет некой одной-единственной конкретной цели. Напротив, его задачей было именно в создании ситуации неопределенности, которая оставляет самое широкое пространство для маневра. Развязывает руки, не налагая при этом никаких обязательств.

Отсуствие четких правил становится главным правилом. Никто не может сказать наверняка, что будет сделано завтра. Ни одна форма лояльности не гарантирует тебе стопроцентной защищенности. Кремль не столько создает правила игры, сколько предлагает своим вассалам их угадывать. Причем ни один из вариантов ответа не может считаться окончательно безошибочным.

Жить в напряжении? Существовать с чувством страха? Опасаться будущего, которое ты не можешь просчитать? Политика Кремля как раз и нацелена на создание подобных ощущений у тех, кто в силу географии или прописки попадает в сферу внимания российского государства. Причем, это в равной мере относится как к гражданам РФ, так и к соседним с Россией государствам.

Эффективность этого метода сопоставима лишь с его аморальностью. Просто потому, что перманентный страх и неуверенность – идеальная почва для того, чтобы начать писать доносы или иными способами демонстрировать свою покорность и лояльность. Куда проще создать угрозу тюремного заключения для каждого, чем на деле рассаживать людей по тюрьмам. В конце концов, это попросту экономит ресурсы.

Гибридные войны. Гибридные режимы. Гибридная этика. Идеальный способ добиться 85% поддержки.