Катастрофа российского Ту-154 с военными музыкантами на борту могла быть историей про поломку. Но благодаря Москве она обречена стать историей про войну.

ФСБ говорит, что нет никаких оснований для разговоров о теракте. Что в списке приоритетных версий - «попадание в двигатель посторонних предметов, некачественное топливо, повлекшее потерю мощности и отказ работы двигателей, ошибка пилотирования или техническая неисправность самолета». Вполне возможно, что-то из этого перечня, в конечном итоге, и будет объявлено причиной крушения. Но версии ФСБ в этом смысле очень похожи на решения российских судов. Мы почти всегда знаем, что вердикт будет именно таким, какой устроит властную вертикаль.

Читайте также: Россияне, удивляющиеся реакции украинцев на упавший самолёт, забыли Крым и Донбасс - Муждабаєв

Когда российский А321 разбился на Синайском полуострове Москва тоже максимально долго отвергала версию, что причиной катастрофы мог быть теракт. ФСБ признала, что на борту лайнера было взрывное устройство лишь после соответствующего заявления египетских властей, которые вели расследование. Но в случае Ту-154 никакого внешнего вмешательства в расследование не будет - самолет потерпел крушение в небе над РФ, а доступ к обломкам имеют только лишь спецслужбы РФ.

Кто-то скажет, что не доверять официальным выводам - проявление конспирологии и будет неправ. Потому что российские власти слишком часто говорят себе и миру то, что считают наиболее выгодным. И в отношении их официальных заявлений давно утвердилась презумпция виновности - ведь если нет никаких сдержек и противовесов, то какой смысл говорить правду, если эта правда может прозвучать невыгодно?

Читайте также: Убийцу российского посла хоронили в Турции как героя

Если крушение Ту-154 это теракт, то, получается, что еще один авиаборт стал расплатой за сирийскую военную авантюру. Ту самую авантюру, в которой принимает участие неустановленное число российских солдат и единиц техники. Ту самую авантюру, за которое уже заплатили неопубликованным мартирологом российских комбатантов.

И самое парадоксальное, что новая катастрофа стала еще одним следствием аннексии украинского полуострова.

Потому что именно тогда - в феврале 2014 года - Россия решила переиграть условия, по которым мир существовал с момента окончания "холодной войны". Кремль был убежден, что правила игры слишком мало учитывают его - Кремля - амбиции и возможности. Что баланс прав и обязанностей должен был пересмотрен. Что старый мир умирает, а потому слабого нужно подтолкнуть, чтобы первым занять места в новом президиуме.

Москва не случайно делала ставку на европейских правых и левых радикалов. Инвестировала в евроскептиков и популистов. Добивалась максимальной неэффективности любых интеграционных проектов. По мере сил поддерживала Трампа, которого воспринимала как главного возмутителя спокойствия в мире старых правил и устоявшихся порядков.

Все это, по мысли Кремля, должно было снова привести мир в движение. Которое бы повлекло за собой необходимость передоговариваться по каждому из наиболее важных для мира вызовов. И в этой паутине новых сдержек и новых противовесов Кремль надеялся вновь обнаружить себя - обновленного, актуального и востребованного.

Но стеклянный дом тем и хорош, что в нем бросаться камнями всегда чревато. Потому что сперва ты аннексируешь Крым и делаешь врагом ближайшего соседа. Затем вторгаешься на Донбасс и получаешь санкции. После воюешь в Сирии и обнаруживаешь, что твоих послов начинают убивать, а твои самолеты начинают исчезать с радаров.

Читайте также: За любовь к Путину Россия расплатится частью населения

Сила действия равна силе противодействия - это закон не только физических величин, но еще и порядка вещей как такового. И это не история про справедливость или несправедливость - это история про закономерность. Просто в какой-то момент оказывается, что война, которую твои граждане видят лишь по телевизору, внезапно приходит в их дома. И это точно такие же гибридные войны, которые ты привык вести сам - без оглядки на кого бы то ни было.

Россия очень хотела разрушить старый миропорядок. Но кто сказал, что ей будет уютно в новом?