Военные лгут, когда говорят, что ждали приказа в Крыму, Кличко хотел делить портфели, а не защищать полуостров от россиян, местные депутаты готовы были торговаться с киевской властью – такие мысли высказал в интервью "Цензор.НЕТ" бывший замглавы АП Андрей Сенченко. Также рассказал, как вел переговоры с Александром Януковичем и заявил, что президент не собирается создавать крымскотатарскую автономию.

Андрей Сенченко – известный крымский бизнесмен, в 90-х был вице-премьером, трижды избирался депутатом Верховной Рады, до сих пор возглавляет Крымскую республиканскую организацию ВО "Батькивщина". В первые дни оккупации, а именно 26 февраля 2014 года, отправился на полуостров. Позже вел переговоры о фактически первом обмене в российско-украинской войне. В марте 2014-го был назначен и. о. главы Администрации Президента.

В канун четвертой годовщины начала оккупации полуострова Ирина Ромалийская задала Андрею Сенченко множество вопросов. Разговор вышел долгим. Поэтому интервью разбили на две части. Сегодня читайте первую.

"Виталию тренер заложил программу, он ей и следовал". Оккупация

– 26 февраля 2014 года вы полетели в Крым, а в ночь на 27-е российский спецназ захватил админздания. Вы фактически своими глазами видели, как проходила активная фаза оккупации.

– Я 26-го поздно вечером улетел. Могу сказать совершенно четко: что если бы не российские штыки, то ничего бы не было. В крымском парламенте 100 депутатов, и 70-76 из них были готовы выполнить любую команду Киева, лишь бы не привезли правительство с Галичины. Часто задают вопрос: "Была ли возможность воспрепятствовать реализации российского сценария?" Я хочу сказать, что, безусловно, Путин воспользовался критическим для нашей страны моментом, когда не было легитимной власти. Я напомню, что захват зданий крымских парламента и правительства произошел в ночь на 27-е, а правительство Украины было сформировано только во второй половине дня 27-го. Был момент, когда в течение трех дней сохранялась возможность смены власти в Крыму. Гражданской власти.

– Это какая возможность?

– С 23-го по где-то 26-е. Тогда можно было поменять премьер-министра, это ключевая позиция в Крыму. Могилев (Анатолий Могилев, – на тот момент был премьером АРК, – ред.) при этом не сопротивлялся, нужно было лишь представление президента. И тогда я встретился с Турчиновым (Александр Турчинов – тогда был и. о. президента Украины, – ред.)...

– Когда?

– 23 февраля. Ситуация в украинском парламенте была тогда непростая, большинство было у "регионов", а нужно было сформировать правительство. И Турчинов сказал, что нужно провести консультации по кандидатуре со всеми фракциями.

– Ваша кандидатура на должность премьера обсуждалась?

– Я туда в принципе не собирался ехать. Но 23-го числа ко мне подходит Яценюк (Арсений Яценюк – на тот момент премьер-министр Украины, – ред.) и говорит: "Мы с Турчиновым приняли решение, тебе придётся ехать в Крым". Но у меня было условие: премьер-министр Крыма на время стабилизации ситуации должен сам определять кандидатуры всех силовиков, и они должны подчиняться. Без этого там справиться не получится. Но нужно было согласовать с фракциями. Пригласили Тягнибока (Олег Тягнибок – руководитель ВО "Свобода", – ред.), он сказал, что Крым в опасности, и надо любое решение принимать быстро. Следующим был приглашен Кличко (Виталий Кличко, – лидер партии "Удар", – ред.). Он говорит: "Я против по Крыму определяться отдельно, до тех пор, пока не поделим всё по стране, вплоть до районных администраций". Турчинов говорит: "Виталий, ты понимаешь, что мы Крым потеряем?" Но Виталию тренер заложил программу, он ей и следовал.

– А тренером Кличко в данном случае вы кого называете?

– Я считаю, что диспетчировал эту историю Фирташ. Потому что его интересы были в Крыму, у него был ручной Куницын, дважды бывший премьером, ему было выгодно. Турчинов тогда сказал: "Виталий, ну ты пойди подумай", он день думал, на следующий день опять сказал "нет". Таким образом было упущено время.

– А вы считаете, что если бы вас назначили премьером, удалось бы удержать ситуацию?

– Вопрос не во мне. Когда у меня спросили, кто может помешать этой ситуации, я сказал, что поеду, если мне будет дана команда. Меня спрашивают: "Кто еще?" Я говорю – еще может Москаль (Геннадий Москаль – генерал-лейтенант милиции в отставке, в конце 1990-х руководил милицией Крыма, – ред.) . Потому что Гена – он жесткий, он может. Все. Точка.

– А Москалю тогда предлагали премьерство?

– Не уверен.

– Ну, а что бы вы сделали, для того, чтоб избежать оккупации?

Читайте также: Сенченко: Как быть, если "срывается с тормозов" ядерная держава?

– Я работал в Крыму вице-премьером в трех правительствах в очень тяжелые годы. И знаю ситуацию там. Смотрите, военных сил для сопротивления в Крыму у нас реальных не было, это очевидно. Наши военные по прошествии четырех лет рассказывают, что они ждали некой команды и готовы были ее выполнить – это ложь. Ключевая проблема была скорее на психологическом уровне. Вот вам пример Севастополя: строится дом, президенты Путин и Кучма разрезают ленточку, и на одной лестничной клетке живут командир российского и командир украинского корабля. Друг к другу ходят чай пить, дети вместе в школу ходят. И в определенный момент времени нужно достать оружие и застрелить человека, который живет напротив. Он – враг. Насколько это просто?

– Если украинскому офицеру нужно открыть дверь квартиры русского офицера и застрелить, конечно, не просто...

– Ну, я образно говорю.

–​​​​​​​ ...а если русский офицер вышел и направил оружие на украинского...

– А там не так было! Они же блокировали воинские части так: впереди неадекватных бабушек выставляли, гражданских лиц, это технология. Но ключевая проблема была – психологическая. Через несколько месяцев наши военные переступили через этот барьер – они научились убивать.

–​​​​​​​ А может военные не переступили барьер, а просто им начали поступать приказы? Сейчас проходит суд по госизмене Виктора Януковича, там свидетельствуют многие военные. Послушав их, я пришла к выводу, что те, кто занимает сейчас или занимали тогда должности политические, они говорят, что приказ из Киева защищать себя от оккупантов все же был. А вот те военные, кто поменьше должности занимают, говорят, что не было введено военное положение, что открывать огонь в таком случае могли только при письменном приказе, что при открытии огня, возможно, задели бы гражданских людей и жилые кварталы и так далее.

– В конечном итоге пришлось все это делать, потому что на этой войне враг активно использовал гражданских людей. И в боевых действиях, и в разного рода провокациях. Я смотрел эти показания. И хочу сказать: в конечном итоге команду "Стрелять" там внизу должны были отдавать младшие командиры.

–​​​​​​​ Перекладывание ответственности на младший командный состав?

– А как иначе? Я был в кабинете Турчинова, когда там был Тенюх (Игорь Тенюх, с конца февраля 2014 был и. о. министра обороны Украины, – ред.). Турчинова соединили с Керчью, по-моему, с командиром или замкомандира батальона морской пехоты. И Турчинов ему говорит: "Почему вы не стреляете?" Тот мямлит: "А вот приказа нет…". Турчинов ему: "Я вам отдаю приказ. Вы обязаны! И у вас помимо всего прочего есть устав караульной службы, сегодня вооруженные люди уже в зоне постов находятся! Почему вы не стреляете?!" А собеседник ему говорит, что нужно еще такой приказ, сякой, что этот приказ он исполнять не будет…

–​​​​​​​ Вы эту историю рассказывали на суде по Януковичу, когда давали показания. Я ее пересказывала военным, они говорят: "Устный приказ – не является приказом, нужен письменный". Письменный приказ, соответствующий форме, был?

– Я не служил в военном ведомстве, и моя фамилия не Турчинов. Это вы у него уточняйте. Но помимо всего прочего, повторяю, есть устав караульной службы. Расскажу вам историю: в штаб Военно-морских сил Украины вламывается российский спецназ, сносят ворота военной машиной и задерживают Гайдука (Сергей Гайдук, вице-адмирал, тогда был Командующим ВМС, был захвачен россиянами 19 марта 2014 года, – ред.). По уставу были все основания для применения оружия! Никто не выстрелил.

–​​​​​​​ Об освобождении Гайдука мы еще поговорим. Давайте вернемся к вопросу о том, что нужно было сделать в Крыму.

– Мы должны были, во-первых, сменить гражданскую власть. Потому что Константинова (Владимир Константинов, на тот момент был председателем Верховного Совета АРК, член "Партии регионов". После оккупации возглавил так называемый "Государственный Совет Республики Крым", – ред.) на самом деле там никто не уважал, никто с ним не считался. И сменить Константинова после смены премьера можно было легко! Знаю психологию крымских депутатов, это публика – обычные торгаши. Вспоминаю, когда я улетал оттуда 26 февраля поздно вечером, в каждом придорожном кафе меня ждала компашка из крымских депутатов, это были клубы по интересам. Шесть или семь таких встреч было, на каждой по 6, 7, 8 человек. Торговались: дескать, ну, хорошо, мы проголосуем за кандидатуру Киева, но останется ли наш замминистра ЖКХ, да? И так далее. Я говорю: "Ребята, давайте так, у премьера будет министр финансов, министр правительства, всех остальных будете предлагать вы, но у премьера остается право вето по профессиональному признаку". Были отдельные выкрики: "А вот чтоб татар не было в правительстве!" Я говорю: "Не получится. Есть 13% населения". Это были торги, и их нужно было втягивать в эти торги. И помимо всего прочего нужно было демонстрировать волю к сопротивлению.

– Но помогла бы смена гражданской власти, когда за дело на полуострове взялись российские военные?

– Было понятно, на кого менять руководство милиции, абсолютно была понятна кандидатура – я Турчинову показал одного полковника, бравого, мужика серьезного...

–​​​​​​​ А фамилия у полковника какая?

– Ну вы хотите, чтоб за человеком пришли из ФСБ?

–​​​​​​​ А он на полуострове остался?

– Ну, а куда ему деваться? Живет, как гражданское лицо. Давайте дальше пойдем. Во Внутренних Войсках хотя бы принцип комплектования был более-менее – половина людей была с материка (хотя они были в сложном психологическом состоянии после Майдана, но это другие аспекты, с ними можно было работать). Ну и дальше уже на месте нужно решать. Ведь для тех же военных одно дело, когда украинская власть за 800 километров в Киеве, и совсем другое дело, когда она была бы в Крыму – тогда они совершенно иначе вели бы себя, может быть, приказы и уставы исполнялись бы.

И еще раз подчеркну – нужно было демонстрировать волю к удержанию Крыма. Простые и понятные вещи, например, перекрытие большегрузными грузовиками трасс на Севастополь, на Керчь, на Армянск, – это психологические вещи, потому что объехать по проселку труда не составляет, но это символ сопротивления. Можно было выгнать грузовики на взлетно-посадочные полосы (хотя вертолеты и в чистом поле могут сесть). Я в какой-то момент предложил затопить паромы в Керчи (да, у нас много портов, а десантный корабль может и на неподготовленный берег высадить десант). Это все – символы сопротивления.

–​​​​​​​ И эти символы остановили бы агрессию?

– Ну, ситуация развивалась, они смотрели на реакцию, пользовались моментом… Почему? Потому что они понимали, если бы начали (оккупацию, – ред.) на сутки позже, когда было уже правительство в Украине, реакция была бы другой.

–​​​​​​​ Расхожая мысль: когда власти в Киеве уже было понятно, что админздания в Крыму захвачены, почему туда не запустили спецназ?

– Спецназ? Ну про что мы с вами говорим, ну какой спецназ?… Вранье это все, когда говорят, что "Альфа" в Крыму была готова выполнить приказ. Честных офицеров были единицы.

–​​​​​​​ Можно было спецназ из Киева прислать…

– Из какого Киева?! Они все через Майдан прошли!

–​​​​​​​ Окей, из Львова! Ну что в стране не нашлось спецназовцев, которые бы смогли, например, заминировать и взорвать это непонятно кем захваченное здание?!

– Ну, я вам даже более поздний период приведу: захвачено Луганское СБУ. Я вам ответственно говорю: можно было этот нарыв подавить мгновенно. Но не хватило духу, силы воли, во власти были отдельные товарищи-пацифисты и так далее. И это вопрос к Парубию (Андрей Парубий, в апреле 2014 года, будучи главой СНБО, летал в Луганск, – ред.), у которого не хватило духу принять решение.

–​​​​​​​ То есть спецназовцев в стране не было?

– Нет. Пришли в чувства постепенно. На тот момент времени реальных сил не было.

–​​​​​​​ Назначение на должность Командующего ВМС Дениса Березовского, который на следующий день перешел на сторону России, это ошибка?

– Ошибка. Много было ошибок кадровых. Но нужно понимать, что был цейтнот, не было ни премьеров, ни вице-премьеров, ни одного министра, ни половины заместителей министров. Я точно не адвокат Турчинова, но могу сказать, что в какой-то период времени ему приходилось работать за парламент, за президента, за правительство. Вот есть Верховный главнокомандующий Турчинов, который никогда в жизни флотом не занимался, он не знает никого в этой иерархии, и начинаются какие-то похождения, ему говорят: Ильин (Юрий Ильин, до 19 февраля 2014 был Командующим ВМС, – ред.) – предатель, а адмирал Березовский – это бравый патриот и так далее. Какие критерии оценки? А кто будет изучать? В спецслужбе еще не ясно кто сидит. Поэтому принимались такого рода решения со слов разного рода публики.

"Я не верю в то, что президент искренне собирается создавать крымскотатарскую автономию". Крымские татары

–​​​​​​​ Давайте поговорим о коренном народе Крыма. Как вы относитесь к решению Меджлиса крымскотатарского народа делегировать в оккупационное правительство Аксенова двух своих представителей, один из которых, правда, через несколько недель ушел?

– Все годы, когда, скажем, были какие-то бои, кто-то власть, кто-то оппозиция, Меджлис занимал такую позицию: народу надо выживать, поэтому мы всегда с властью. Но это было внутри, до войны. Это нельзя назвать в полной мере политической беспринципностью. Ведь нужно понимать, что они становились на сторону тех или иных политиков в условиях, когда значительное число людей вернулись из депортации, проживали в очень тяжелых условиях. Но эту логику, конечно, нельзя переносить на условия войны. И в этом смысле для меня было совершенно непонятно это решение.

– На суде по Януковичу, в т. н. пленках Глазьева фигурировал Азиз Абдуллаев. Вот он, например, высказывал мысль о том, что Украина ничего не дала крымским татарам. Да и, в принципе, это довольно расхожее утверждение.

– Азиз – очень хитрый товарищ, всегда прислонялся к власти. На самом деле тогда, наверное, Азизу Абдуллаеву стоило сказать, что много чего Советский Союз им дал! Потому что, напомню, в последние годы СССР была госпрограмма возвращения депортированных в Крым. Эта программа была с размахом, такая кондовая, советская: мол, мы возвращаем по 5000 человек каждый год, но они сразу получат работу, жилье и так далее. Они, например, сначала создавали производственную базу трестов, в которую будут трудоустроены татары, а…

–​​​​​​​ Это в каком году?

– В последние пару лет Советского Союза

–​​​​​​​ Я помню, как Ильми Умеров рассказывал, как возвращался в 1988 году после депортации в Крым. И что на работу его не взяли…

– Урегулировать вопрос с возвратом власть тогда решила по-советски. Если ты в условленные 5000 не входишь, тогда тебя никуда не принимают на работу, ты гонимый по-прежнему. Но замах был очень большой, они начинали строить строительные тресты. В них принимали крымских татар для того, чтобы те потом строили жилье для крымских татар. Наверное, по советским меркам это правильно, фундаментальный подход. Но в результате в Крыму образовалось огромное количество недостроев, в программу вбросили сумасшедшие по тем временам деньги, а потом Союз развалился.

Читайте также: Оккупанты в истерике, – Андрей Сенченко

–​​​​​​​ Почему при Украине не достроили?

– У Украины таких возможностей не было даже близко, тем более это был период гиперинфляции и так далее. Но там появилась коррупция. Крымские татары не получили это жилье, кто-то поделил эти деньги в правительстве, а может и не только в правительстве. Вернусь к тому, что когда говорят, что Украина ничего не давала, – это вранье. Украина давала, возможностей сногсшибательных, может, и не было, но так и сейчас оккупанты дают только обыски в 6 утра.

–​​​​​​​ Как вы относитесь к идее создания крымскотатарской автономии?

– К большому сожалению, президент Порошенко в публичной плоскости делает много заявлений, которые на самом деле не собирается реализовывать. Я не верю в то, что Президент искренне собирается создавать крымскотатарскую автономию. Для меня же сейчас на первом месте стоит вопрос возврата Крыма. И я пытаюсь понять, это ускорит или отдалит возврат Крыма. Я являюсь приверженцем концепции переходного периода – это то время, в течение которого должны быть решены основные проблемы, которые возникли у населения в связи с оккупацией его территорий. Для Крыма это в большей степени вопросы, связанные с наказанием виновных; с восстановлением имущественных и других прав людей; с реституцией (реституция – возвращение одним государством другому имущества, незаконно захваченного во время войны, – ред.); с урегулированием земельных вопросов; с восстановлением нормальной общественной жизни; с появлением там украинских СМИ, общественных организаций, политических партий. Четыре года людям оккупанты промывали мозги! На мой взгляд, переходный период для Крыма должен быть продолжительностью в 3 года. Я вам приведу в качестве примера, что после второй мировой войны в Германии первые выборы были только через 4 года.

–​​​​​​​ И на этот переходный период вы предлагаете лишить людей права выбора?

– Представьте себе: завтра мы вернули Крым, и имеем 2 миллиона человек с двумя паспортами. Идя на украинские выборы эти люди в головах будут кем: российскими гражданами или украинскими? Нужно время – для того, чтоб каждый из них определился.

–​​​​​​​ Или для того, чтобы включить украинскую пропаганду?

– Ну, я бы назвал это "накрыть Крым информационным полем". Повторюсь: должно быть время и порядок, который позволит человеку выбрать гражданство. Должен за полгода-год, например, решить: является ли он гражданином России, имеет вид на жительство в Украине, и не голосует или является гражданином Украины, и голосует. А вы знаете, что в Великобритании ограничивается право голоса в определенных случаях, в Испании, в Японии, в Швейцарии?

–​​​​​​​ Ладно, давайте вернемся к идее создания автономии.

– Я бы начал активно обсуждать устройство Крыма после деоккупации, в тот самый переходный период. И к концу этого периода принимал бы закон. У нас будет возможность объяснить нашим гражданам, живущим на территории Крыма, почему так. Сейчас у нас эффективных возможностей объяснить не существует.

–​​​​​​​ Мне кажется, если оглядываться на мнение всех жителей Крыма, то решение о крымскотатарской автономии никогда не будет принято.

– Не согласен. В каждой политической силе, в каждом этносе есть такая тенденция: чем меньше у определённого политика поддержка в определенной среде, где они эту поддержку ищут, тем радикальнее лозунги. Это касается и славянской, и крымскотатарской среды. Вот если вы спросите, верю ли я в то, что мы вернем Крым, то я вам твердо скажу, что да! И я понимаю, как это нужно делать. Но я абсолютно уверен, что Россия, возвращая Крым, попытается сформулировать некие экзотические варианты построения власти в Крыму. Для того, чтоб сохранить лицо, и чтоб сохранить в какой-то степени влияние. Они могут предлагать на какой-то период совместное управление, могут пытаться вводить какие-то мониторинговые российские миссии и так далее. Степень жесткости этих предложений, естественно, будет зависеть от обстоятельств. Собственно, в совершенно извращенном виде она это предлагает на Донбассе в Минской формуле! Поверьте, и для Крыма предложит, и это будет абсолютным антиподом идее национальной автономии. Они будут говорить: Украина, вернув Крым, попытается репрессировать крымчан. Ну и те, которые будут сопротивляться возврату в Украину, будут говорить: "Нас пытаются отдать в руки 13 процентам населения!"

–​​​​​​​ Собственно, я об этом же. Многие будут говорить: "Мы здесь родились, выросли, почему должны нами руководить крымские татары…"

– Я тоже там родился. У меня внутренне нет никакого сопротивления модели национальной автономии. Но при этом я не хочу, чтобы эту модель, не вовремя вброшенную, использовали для очередного поднятия температуры в Крыму и для отдаления дня возвращения.

"С Сеней вообще смешно разговаривать, со Спортсменом тоже, Тягнибок – понятно, а Юле мы не верим". Янукович-младший

 – На упомянутом уже суде по делу о госизмене Януковича вы были свидетелем. И среди прочего рассказывали об Александре Януковиче. Расскажите о своем общении с ним.

– Я позвонил ему, по-моему, 3 декабря, это вторник был, после избиения студентов. Мне донесли информацию от одного из командиров подразделения "Кобра" – их привлекали в этот день для охраны вывоза из Межигорья (Межигорье – резиденция экс-президента Януковича, – ред.) трех банковских КАМАЗов, это грузовики-сейфы. Например, если 100 долларовыми бумажками набить эти три КамАЗа, это примерно 2 миллиарда долларов выйдет. Так вот из Межигорья выехали три таких КАМАЗа, сопровождали их, по-моему, 10 микроавтобусов Volkswagen с темными стеклами. Эти Volkswagen, со слов гаишников, были битком набиты автоматчиками без опознавательных знаков в черном камуфляже. Буквально через несколько километров по радио этой "Кобре" сообщили, что в их услугах больше не нуждаются. Дальше ехали сами. Из этой информации я сделал вывод, что они уже понимают, что ситуация может иметь очень тяжелое развитие. Я позвонил Александру Януковичу и сказал, что, на мой взгляд, вся эта ситуация может иметь очень тяжелое продолжение.

–​​​​​​​ Вы с ним дружили?

– Нет. Ну, какая у нас может быть дружба? Наш первый телефонный контакт состоялся в августе 2010 года. Я возглавлял партию "Батькивщина" в Крыму, в оппозиции находился, и моих людей на полуострове начали арестовывать, начали системный погром моего бизнеса. А у меня же в биографии 9 лет бизнеса было – это после того, как я в 1997 году последний раз ушел с должности вице-премьера крымского правительства и до того, как в 2006 избрался народным депутатом. И, естественно, у меня большое хозяйство было, порядка 4 тысяч человек работало на предприятиях.

–​​​​​​​ Это что за предприятия?

– "Крымжелезобетон", например, 800 работающих. Ну вот начался системный погром бизнеса. В августе начали ходить автоматчики по Балаклавскому яхт-клубу, одним из владельцев которого я был. При этом откровенно говорили, что это все отжимает Саша Янукович. Я с ним знаком не был, но нашел телефон. Набрал. Трубку взял помощник и сказал, что мне перезвонят. Через 2 дня раздается звонок: "Я – Александр Викторович Янукович, здравствуйте. Что вы хотели?" Я говорю, что вы ж справки навели, я бесперспективен для разговоров о смене политической ориентации. Он говорит: "Да, я понимаю, у каждого свой имидж есть". Я говорю: "Здесь ходят разного рода люди в погонах по Балаклаве и рассказывают, что вас интересует мое имущество". Он сказал, что ничего из моего имущества ему не надо, я ответил, что и мне из его имущества тоже ничего не нужно. Потом мы поговорили о погоде, о природе, о море, он говорил, что увлекался морем с детства, на Азовском ходил под парусом… На следующий день как пошептали: перестали ходить автоматчики.

–​​​​​​​ Как думаете, почему? Он таким образом принуждал к дружбе? Или кто-то, прикрываясь его именем, отжимал бизнес для себя?

– Я думаю, что все-таки отжимали. Может целенаправленно мой бизнес, а может гамузом, по принципу, "все что в Балаклаве – все мое!"

–​​​​​​​ Давайте вернемся к вашему разговору в декабре 2013-го?

– Да. После избиения студентов я ему позвонил, сказал, что это развивается в огромную проблему. Он говорит: "У меня тоже тревожное чувство, я бы хотел с вами поговорить. Но я в Донецке, глухо привязан, не могу отлучиться. Не могли бы вы прилететь?" – говорит мне. Я сел в самолет в Жулянах, в Донецке меня встретил его помощник, потом долго ехали к нему домой, и мы всю ночь разговаривали. И я начал разговор с того, что они не удержат власть. Сказал, что удержать могут, но ненадолго, и с большой кровью. Александр ответил, что Президент (так он папу именовал в таких разговорах) никогда крови не допустит. Я говорю ему еще раз: "Вы находитесь здесь, я нахожусь там, я чувствую настроение людей, вижу реальное поведение власти и к чему это ведёт". Он: "Ну, хорошо, а что вы предлагаете?" Я говорю: "Вам надо сейчас начинать думать о мирной передаче власти". Он: "Та не, ну Андрей Виленович, ну что вы говорите. Я так к вам с уважением отношусь, а вы такие фантастические идеи озвучиваете! Я в детстве тоже любил фантастику читать, Кира Булычева". На что я ему говорю: "Мы можем допить чай и закончить разговор, я поеду до утра в отель, и улечу". Он: "Не, ну давайте поговорим". Вот такой волнообразный разговор был. Я говорю: "Поймите правильно, если сейчас еще общество может даже согласиться с тем, что Виктор Федорович в Межигорье будет своих внуков воспитывать, то с каждым новым событием все сложнее будет выйти на какую-то мирную форму". На что он говорит: "Ну вы же понимаете, мы вообще тут никому не верим". Он мне говорит: "А с кем вести переговоры?" Я говорю: "По логике вещей власть надо передавать самому сильному оппоненту с объявлением досрочных выборов". Он: "Не, ну, вы же понимаете, что с Сеней (Арсений Яценюк, – ред.) вообще смешно разговаривать, со Спортсменом (Виталий Кличко, – ред.) тоже, Тягнибок – понятно, а Юля… Юле (Юлия Тимошенко, – ред.) мы не верим". Я говорю, что если этот процесс как-то вязать, тогда нужно делать это под международные гарантии. И если вы к этому созреете, говорю ему, то можно ввязать в эту схему схему мирной передачи власти послов американских, немецких… Если бы они на это пошли, то бойни могло бы не быть. После этого мы с ним еще три раза разговаривали. Каждый раз – в критические минуты. Следующий разговор был 16 января, когда парламент принял "диктаторские законы", потом 22 января.

–​​​​​​​ Расскажете подробности?

– 22 января, когда были первые жертвы на Майдане, я позвонил ему и сказал: "Уже тех возможностей, о которых мы с вами говорили полтора месяца назад, нет. Но еще есть хоть какая-то возможно выровнять ситуацию". Последний раз мы говорили уже тогда, когда я увидел снайперов.

–​​​​​​​ Каких снайперов?

– Первым заместителем Командующего внутренних войск тогда был генерал-лейтенант Конопляник Сергей. А я когда был вице-премьером в Крыму, он был командующим Крымским территориальным командованием. У нас были отношения давние, и он на Майдане много раз помогал избежать кровопролития. Помню, как он говорит: "Знаешь, там пацанва, курсанты стоят на Европейской, шины ж горят, они задыхаются". Я поехал купил то ли 800, то ли 1000 марлевых повязок, отдал им. Ну потому что там реально ж пацаны стоят! В общем, Конопляник, помогал, что-то рассказывал. И он мне позвонил 14-го, это пятница была, за 4 дня до бойни, позвонил и попросил подойти на угол улиц Садовой и Грушевского. Я пришел. Мы поднялись вверх, в ту часть парка, которая напротив Кабмина. Стоим. Смотрим. Из правого подъезда выходит отделение бойцов – рослые ребята, черный камуфляж и футляры длинные. Он говорит: "Это команда дана выходить на позицию, получили боевые патроны, это снайперские расчеты с удочками". Я спрашиваю, что за удочки. Он говорит: "Это на нашем жаргоне профессиональном винтовки снайперские". И я тогда устроил хай, я пошел к Турчинову, к каким-то дипломатам, к каким-то журналистам, что-то рассказывал, чтоб как-то это вот… И я тогда позвонил Александру Януковичу, но это уже была истерика с его стороны: "Вы довели страну, то и се...". Разговора уже не было.

–​​​​​​​ Александр руководил на тот момент или Янукович-старший?

– Чем?

–​​​​​​​ Процессами в стране.

– Когда делили деньги, думаю, что руководил Александр. Когда силовыми акциями, – не знаю. Я знал одно: единственный, к кому старый прислушивается, это Александр. Ну и поэтому мои усилия были направлены в эту сторону. Потому что говорить с Клюевыми, Левочкиными бессмысленно.

Во второй части интервью читайте о "пленках Глазьева", т. н. блокаде Крыма, бизнесе Фирташа в Крыму, первой спецоперации по обмену пленных на эфэсбэшника, перекрытии мешками с цементом Северо-Крымского канала и торгах за его разблокирование и многом другом.