Человеческие информационные потоки имеют способность трансформировать передаваемое, чего нет в информационных потоках технического порядка. С одной стороны, это потеря части информации, поскольку человеческая память не является совершенной. Для лучшего запоминания, например, при устной передаче фольклорные тексты имели в своей структуре трехкратное повторение некоторых сюжетных ходов. С другой, это изменения, происходящие в процессе передачи.

Есть еще одна интересная особенность устной передачи — смена исходного читателя. Это, к примеру, свойственно сказкам, которые первоначально были рассчитаны на взрослую аудиторию. Исходно сказки Перро, например, были рассчитаны на взрослую аудиторию, а некоторые сюжетные линии были другими: «в авторском варианте легкомысленную Красную Шапочку и ее бабушку никто не спасает – никаких охотников ex machine не появляется. Причем заключительный диалог Волк и девочка ведут, лежа в одной постели. Страдания Спящей красавицы не заканчиваются свадьбой: более двух лет принц скрывает свой брак, а его мать оказывается людоедкой, охочей до внуков, приготовленных под соусом «робер». Мальчик-с-пальчик после победы над Людоедом будет зарабатывать доставкой писем от дам их любовникам, и хотя «нашлось также несколько жен, которые поручали ему относить письма к своим мужьям, но платили они так плохо и было от них так мало проку, что этот заработок он ни во что не ставил»» [1].

Все это определенные когнитивные искажения, которые претерпел исходный текст. Когда такое сообщение является неавторским и  передается устно внутри массового сознания, то возникают новые типы искажений, меняющие этот поток.

Читайте также: Распад Истины и ее сборка: RAND vs Дацюк

Исследователи выделяют, к примеру, такие трансформационные факторы, возникающие в результате человеческого фактора, чего, кстати, никак не будет в техническом потоке, но именно они влияют на успешность текста [2]:

– информация об угрозах,

– информация, имеющая отношение к сексу,

– информация о том, что вызывает отвращение, кстати, такого рода тексты достаточно успешны как нарративы,

– контр-интуитивное содержание, когда имеется некое базовое онтологическое нарушение, выделенное  исследователям и религии (П.Бойером и другими), например, сверхъестественные существа могут быть бессмертными, могут читать наши мысли,

— наличие информации о слухах и социальном взаимодействии также влияет на успешность распространения.

Интересно, что все это характеристики, усиливающие эмоциональную сторону воздействия. Понятно, что цивилизация долгое время, наоборот, вела человека от эмоционального реагирования к рациональному. Теперь проявился совершенно противоположный процесс. И это снова реагирование широких масс, а не элит, поскольку элиты воспитываются с помощью дополнительных интеллектуальных рамок, которые на них накладывают образование, культура, наука, создавая в результате иной тип ума, с одной стороны, а с другой, элиты, обладая большей финансовой защищенностью, могут позволить себе реагировать более рационально, чем эмоционально.

Вероятно, этот тренд прямо и косвенно возвел на престол вместо правды пост-правду, что приходит от определенного возврата к главенству эмоционального, а не рационального взгляда на мир в случае массового сознания. Точнее можно заявить, что и раньше массовое сознание было эмоциональным,  а рациональное лишь входило в него интервенциями со стороны образования и науки, в то время как литература и искусство тоже базировались на эмоциональном, что дало возможность возникнуть в двадцатом веке массовой культуре и литературе, которые, как писал У. Эко, написаны как автором, так и читателем. Отсюда большая любовь массового человека к звездам кино, чем к звездам науки.

П. Пряников, например, подчеркивает: «грань между верхами и низами проходит по культуре. Низы слушают рэп, читают комиксы, желтую прессу и массовый спорт, смотрят мемасики в соцсетях. Верхи смотрят и слушают оперу и балет, читают классику (часто даже в оригинале — на латыни или древенегреческом, как тот же пан Цукерберг). Особенно хорошо заметно по частным учебным заведениям Англии, как там делают такие прививки культуры подрастающим верхам. А в России часто верхи даже обладают меньшей культурой, чем та же интеллигенция. Фильмы про войнушку, казачьи хоры, гоу-гоу-бойс в трико с перьями, потягать гирю, послушать былины про Ротшильдов и рептилоидов. Верхи с низами сравнялись по уровню культуры» [3].

Образование удерживает мышление в рациональных рамках. Но этого мало. Были попытки введения книг в массовое чтение, то есть рационализировать массового человека. На это сработало появление paperback’ ов [4]. До этого в США было всего 1500 книжных магазинов, поскольку книги были дорогим продуктом — 45 долларов по нынешним ценам, а тут книги стали стоить 25 центов, что и привело к буму чтения, поскольку человек мог спокойно покупать 2-3 книги сразу.

Советский вариант массовой борьбы с неграмотностью также вел в результате к определенному варианту рационального мышления, которое всегда было в нужде из-за ориентации СССР на армию и оборону как приоритет. Советский Союз характеризовало издание огромного объема научно-популярной литературы, что поддерживало интерес как раз к в первую очередь к естественным наукам, которые и нужны обороне в отличие, например, от истории Древнего Рима или Греции.

Акцент на росте научно-популярной литературы в СССР отражают следующие цифры: «Но издание научно-популярных книг и периодики в СССР быстро набирало обороты. В 1940 году суммарные тиражи этой литературы в СССР подскочили до 13 млн экземпляров. Как бы там ни было, за три года,  с 1938 по 1941-й, Домом занимательной науки выпущено свыше 30 брошюр общим тиражом свыше 4 млн экземпляров. То есть издательская программа Дома занимательной науки составила почти треть всей научно-популярной литературы в СССР накануне войны. Но почему же об этом никто и нигде не писал и не отмечал этот факт? По существу, речь идет об исчезнувшем книжном материке научно-популярной литературы» [5].

И еще о конечном результате: «Очевидно, что оценить влияние на общество даже такого гигантского неучтенного корпуса научно-популярной литературы можно только косвенно. Уровень «шума» при оценке значимости тех или иных факторов в социальном процессе всегда очень высок. Устранить его или по крайней мере существенно снизить позволяют большие статистические ряды. Здесь мы можем опираться на данные официальной статистики. В 1930-е годы в Советском Союзе очень быстро растет выпуск инженеров разных специальностей. По сравнению с 1926 годом в 1939-м количество инженеров в СССР увеличилось в 7,7 раза. И вот тут-то как раз  можно говорить, что вклад от деятельности Дома занимательной науки в целом и от его издательской программы в частности в привлечение молодежи в инженерно-научную сферу и оказался одним из тех значимых факторов»

СССР создал человека читающего с помощью пропаганды книги, ее дешевизны и огромных тиражей. В наше время подобный опыт повторила Эстония, проводя в жизнь советскую максиму — «книга — лучший подарок». То есть когда государству нужны хорошие мозги, оно может этого добиться.

Д. Быков подводит такой итог советского периода: «»Совок» был вообще страной довольно культурной, образованной, и если элита тогдашнего гуманитарного сообщества, может быть, и не поражала философическими прорывами и широтою эрудиции — то и низы не были столь очевидно быдловаты, невежественны и агрессивны. Существовал подлинный средний класс, столь взыскуемый ныне; он составлял реальное большинство и совершенно размылся в результате последующего расслоения. Впоследствии его пытались формировать искусственно, но возникнуть он может только сам собою. Для этого достаточно обеспечить его соответствующей культурой. Это ведь процессы взаимосвязанные: иногда сначала появляется читатель, и тогда писатель отвечает на его заказ. А иногда (и в России, где все делается сверху, так бывает чаще) сначала появляется культура, а потом нарастает ее правильный потребитель. Агрессивно насаждаемая классика и всеобщее среднее образование сотворили советское чудо: появился огромный слой читающего и мыслящего обывателя. Кого-то это бесило — скажем, Солженицын называл этого обывателя «образованщиной» и отказывал ему в праве называться интеллигентом; для консерватора Солженицына большое количество мыслящих людей в государстве, разумеется, представляется опасностью. Это губительно для архаических традиций, которым он всю жизнь интуитивно симпатизировал. Кто-то, напротив, усматривал в этом постепенном превращении народа в интеллигенцию главную надежду для советского проекта; в числе последних были Стругацкие, Трифонов, Искандер и другие «прогрессисты». Грань между элитарной и массовой литературой постепенно стиралась» [6].

Советские мощные информационные и виртуальные потоки несомненно использовались и в воспитательных целях, создавая нужную картину мира, программирующую нужное поведение. Это был очередной вариант школы, только уже на дому. Здесь на ставились оценки, но нужные знания несомненно передавались.

Г. Иванкина замечает: «Бесспорно, советский агитпроп отсеивал и процеживал информацию, поступавшую к читателю, зрителю, радиослушателю. Однако уже доказано, что подлинный шедевр остаётся таковым, даже если его слегка купировать (пусть и в угоду идеологии): любое упоминание о культовых кинокартинах всегда содержит воспоминание о том, как цензор вырезал «всё самое лучшее». Если же подытожить, то вырисовывается прелюбопытное: в СССР пестовалась крепкая, здоровая нормальность. Всё придурковатое и сомнительное — убиралось, заменялось, изгонялось. Сейчас, напротив, хорошо продаётся всяческая патология, во всех её многогранных проявлениях. В этом ничего удивительного нет: обыватель испокон веков любил цирк уродов, неприличное скоморошество, дурь и пряные шутки на грани и за гранью. В СССР человека ограждали — прививали Норму. Отсюда — видимая несвобода автора»  [7].

Кстати, советские академгородки, где ковалось оружие, при этом не теряли тяги к эмоциональному, «запоем» читая худлит. Д. Гранин пишет в «Зубре»: «Конец пятидесятых годов пылал счастливым ожиданием новых перемен. Кроме всеобщих надежд вскипали еще свои, научные: создание новосибирского Академгородка, при нем интернатов, для одаренных детей — математиков и физиков. Собирались на московских квартирах, страстно обсуждали — как воспитывать в закрытых учебных заведениях, кого там выращивать. А. А. Ляпунов заманивал лингвистов, гуманитариев ехать преподавать этим вундеркиндам, вычислял норму чтения художественной литературы, составлял программу его — что именно полезно для будущих математиков. Всерьез считали, что под покровительством математики станут развиваться искусства. В Академгородке организовали выставку картин Павла Филонова, которого еще нигде не выставляли, затем сделали выставку Фалька» [8].

Правда, это время подъема действовало до 1968 г., после чехословацкой весны СССР снова стал «закрываться» от ненужных внешних и внутренних информационных и виртуальных потоков, поскольку члены Политбюро, будучи «владельцами контрольного пакета» корпорации СССР, боялись негативного влияния. Интересную иллюстрацию этого можно увидеть по напечатанным протоколам обсуждения так называемых «подписантов» в том же академгородке [9 — 10]. Это была реакция на коллективные письма протеста против действий властей. Интересно, что в Москве, к примеру, «подписантов» не допускали к работе в МГУ, но разрешали устраиваться в закрытые институты — так называемые «ящики».

Победу эмоционального над рациональным демонстрирует расцвет популизма, наблюдаемый сегодня в мире. Политика красивых слов всегда победит реальность. Она программирует четкую реакцию населения.

Интересным примером в этой области стала неодинаковая оценка числа сторонников Трампа на его инаугурации. Трамп видел одно, его противники — другое. У. Дэвис, например, говорит: «Для Трампа это не было несогласием по поводу «фактов». Это было противопоставлением двух эмоций: надменной насмешкой его критиков и любовью его приверженцев» (цит. по [11]). Пресс-секретарь Трампа сказал, что всегда старается говорить правду, но может быть несогласие в фактах. А советница Трампа употребила термин «альтернативные факты» [12]. Это вылилось в целую национальную дискуссию [13 — 15]. Сам Трамп говорил: «Они унижают меня несправедливо. Я называю это морем любви».

Читайте также: Парадоксальность иного, или Неимение дела с иным

При этом интересно, что эксперименты психологов показали, что сторонники Трампа не хотят верить своим собственным глазам, даже сравнивая реальные фотографии инаугурации[16 — 18]. Это иллюстрация известного феномена, состоящего в том, что мы видим то, что ожидаем или хотим увидеть. Администрация Трампа обвиняет других в производстве фейков, в то же самое время предлагает собственные «альтернативные факты». Все это повторяет феномен веры участников тоталитарных сект. Когда ожидаемый ими конец света не наступает, они находят ответ в том, что это сделали их молитвы.

У. Дэвис характеризует сложившуюся ситуацию с первенством эмоциональности следующим образом: «Такие события рассказывают о времени, в котором мы живем, когда скорость реакции побеждает более медленные и более осторожные оценки. Чем больше мы привыкаем к медиа «реального времени», мы неизбежно начинаем  больше доверять сенсации и эмоции, чем доказательству. Знание начинает больше цениться за скорость и воздействие, а не за холодную объективность, а эмоциональная ложь часто движется быстрее факта. В ситуации физической опасности, когда время играет роль, быстрая реакция имеет значение. Но влияние информации «реального времени» сегодня выходит за пределы безопасности. Новости, финансовые рынки, дружба и работа включают нас в постоянный поток информации, затрудняя возможность отстраниться и сделать более достоверный и согласованный портрет всего. В этом таится угроза, что мирные ситуации могут ощущаться опасными еще до того, как они станут такими» [19].

Дэвис считает, что мы должны свыкнуться с этой новой реальностью, в которой невозможно отделить рациональность от эмоций, что не следует просто порицать влияние эмоций в современной политике, скорее надо научиться их слушать.

Вероятный «откат» от рациональности и интеллектуальности в сторону эмоциональности может быть связан также со сменой техники передачи информации, например, с появлением смартфонов, несущих информацию «реального времени» [20 — 21]. Правда, здесь следует добавить, что это вероятное, но до конца все же недоказанное объяснение.

Интересно, что условное «антисоветское» всегда было более эмоциональным, чем условное «советское». По этой причине оно и победило, когда все еще советская пропаганда стала распространять «антисоветские» истории в период перестройки. Перестройка была эмоциональным, а не рациональным событием. Такими же эмоциональными были два украинских Майдана.

В принципе государство боится коллективного выражения эмоций, а не индивидуального. По этой причине оно всегда работает на атомизацию населения, разрешая объединения граждан только в контролируемых им формах.

А. Колесников видит этот вариант советского подхода в современной России:  «В постъельцинский период по мере «взросления» авторитарного режима государство последовательно возвращалось в политику, экономику, духовную и социальную сферы. Кризис представительства в политике и эрозия институтов сопровождались огосударствлением гражданского общества. Атомизировать гражданское общество, расколоть его на готовых сотрудничать с властью и не готовых, лишить его субъектности и самостоятельного значения, запугать репрессивным законодательством — эти задачи вполне успешно решались в последние годы авторитарным государством. Формирование имитационного гражданского общества, своего рода «национализация человека» — путь к устранению различий между государством и обществом. Помогали и помогают государству в этом общественные организации при власти и Русская православная церковь. Этатизация общества — одно из важнейших свойств и одновременно целей современной российской политической системы. В такой ситуации, по выражению Егора Гайдара, «общество становится колонией государства»» [22].

На борьбе с атомизацией населения, облегчавшей управление, пришли к власти британские консерваторы [23 — 24]. Они начали создавать разные варианты объединения граждан, создавая связи между людьми, утраченные в прошлом.

Возможно, что будь советской литературой занимался бы не Сталин, то не было бы жесткой рамки соцреализма, в рамках которого государственные интересы были «вшиты» в любое произведение вместо интересов человеческих. Троцкий, например, «отслеживал и ценил почти всю авангардистскую литературу и по сути сдерживал развитие того, что в дальнейшем стало соцреализмом. Троцкий считал, что партия и государство не должны искусственно взращивать «пролетарскую культуру» и диктовать писателям, что им делать. Эта часть его биографии целиком отсутствует в абстрактной коллективной памяти, что связано отчасти с забвением той эпохи в культурном воплощении» ([25], см. также информацию о встречах Троцкого с Флоренским [26]). Другая художественная литература дала бы в результате другой вариант советского человека с другой «встроенной» эмоциональной грамматикой.

Эмоциональность и рациональность соседствует в мире. Однако разные сферы бытия человека отдают предпочтение одному или другому. Сегодня эти границы стали смещаться.

Исследования западного политического языка демонстрируют, что из него уходит аналитичность, а вместо нее входит плакатность [27 — 28]. И это одновременно отражает приход популизма в политику. Язык Трампа, кроме упрощения, характеризуется также высоким уровнем самоуверенности. Один из выводов этого исследования таков: «Стили, использовавшиеся ранее президентами, коммуницирующими с помощью статей в газетах или выступлений в малой аудитории, стали неэффективными во время технологий массовых коммуникаций типа радио, телевидения и сегодняшнего интернета. В свете этих технологических изменений президенты, использующие нарративный, уверенный стиль, лучше соответствуют сложному, ориентированному на публику президентству».

При этом они ссылаются на работу К. Вутерса по поводу «неформализации» западного общества, когда нормы стали менее формальными, разрешающими эмоции. Правда, этих изменений иcследователи не нашли  в других культурных формах (книгах и фильмах), а только в поведении политических лидеров

Вутерс видит начало этого нового типа поведения в шестидесятые и семидесятые.  Он констатирует конец этого процесса сегодня: «Неформальный процесс, как представляется остановился, а в действие вступает вновь процесс формализации. Сексуальная революция объявлена закончившейся, восстановилось уважение к дисциплине, к закону и порядку, а чтобы помочь людям ориентироваться в этих ценностях, напечатаны новые книги по этикету» ([29], см. также [30]).

Однако эмоции продолжают жить в политическом языке, что говорит об их эффективности, поскольку политики всегда заимствуют работающие приемы отовсюду. Они становятся актерами, ораторами, комиками, когда этого требуется для достижения цели. Если переделать термин экономика внимания, то можно сказать, что перед нами теперь выросла и политика внимания.

Сегодня эмоции вернулись на свое место, с которого их сбросил век рационализма. И несмотря на все недостатки, проявившиеся в соцмедиа, нам придется учиться жить в этом новом мире.

Литература

1. Климан И. Каннибализм и трупы доброго сказочника Перро // expert.ru/kazakhstan/2008/11/siniya_boroda/
2. Acerbi A. Cognitive attraction and online misinformation // www.nature.com/articles/s41599-019-0224-y.pdf
3. Пряников П. Верхи сравнялись с низами по уровню культуры // www.rosbalt.ru/posts/2019/02/25/1766190.html
4. Seelye K.Q. Betty Ballantine, Who Helped Introduce Paperbacks, Dies at 99 // www.nytimes.com/2019/02/15/obituaries/betty-ballantine-dead.html?fbclid=IwAR2lvjPhPddD_Ik-G27k99WahM3QOyYYcV8MHBGhvgYezdVbct-XSxFN9P8
5. Ваганов А. Как вербовались кадры в научно-инженерную сферу СССР накануне Войны. Дом, который построил Яков Перельман // www.ng.ru/nauka/2019-02-12/15_7505_perelman.html
6. Быков Д. Массолит. Советская и постсоветская массовая культура — Быков Д. Советская литература. Краткий курс. Часть 2 // modernproblems.org.ru/memo/290-dmitrybykov.html?start=14#content
7. Иванкина Г. Свобода от творчества. История искусства как история заказчика // zavtra.ru/blogs/svoboda-ot-tvorchestva
8. Гранин Д. Зубр. Глава сорок четвертая // www.e-reading.club/chapter.php/16298/44/Granin_-_Zubr.html
9. Кузнецов И.С. Новосибирский Академгородок в 1968 году: «Письмо сорока шести» Часть 1 // modernproblems.org.ru/hisrory/162-letter46-1.html
10. Кузнецов И.С. Новосибирский Академгородок в 1968 году: «Письмо сорока шести» Часть 2 // modernproblems.org.ru/hisrory/163-letter46-2.html?showall=1
11. Szalai J. How the Mind-Body Connection Is Rewiring Our Politics // www.nytimes.com/2019/02/27/books/review-nervous-states-democracy-decline-of-reason-william-davies.html?action=click&module=Well&pgtype=Homepage§ion=Books
12. Ford M. Trump’s Press Secretary Falsely Claims: ‘Largest Audience Ever to Witness an Inauguration, Period’ // www.theatlantic.com/politics/archive/2017/01/inauguration-crowd-size/514058/
13. Robertson L. a.o. Fact check: The controversy over Trump’s inauguration crowd size // www.usatoday.com/story/news/politics/2017/01/24/fact-check-inauguration-crowd-size/96984496/
14. Schaffner B.C. This is what Trump voters said when asked to compare his inauguration crowd with Obama’s // www.washingtonpost.com/news/monkey-cage/wp/2017/01/25/we-asked-people-which-inauguration-crowd-was-bigger-heres-what-they-said/?utm_term=.f5e94958d207
15. Rizzo S. President Trump’s crowd-size estimates: Increasingly unbelievable // www.washingtonpost.com/politics/2018/11/19/president-trumps-crowd-size-estimates-increasingly-unbelievable/?utm_term=.5bb0b36e5c9e
16. Schaffner B. a.o. This is what Trump voters said when asked to compare his inauguration crowd with Obama’s // slate.com/technology/2017/01/trump-supporters-think-trump-crowds-are-bigger-even-when-looking-at-photos.html
17. Levinowitz A. Trump Supporters Refuse to Believe Their Own Eyes. They still think Trump’s inauguration crowds were bigger, despite the evidence. Here’s why // slate.com/technology/2017/01/trump-supporters-think-trump-crowds-are-bigger-even-when-looking-at-photos.html
18. Schaffner B. a.o. Misinformation or Expressive Responding? What an inauguration crowd can tell us about the source of political misinformation in surveys // people.umass.edu/schaffne/Schaffner_Luks_POQ_forthcoming.pdf
19. Dawies W. How feelings took over the world // www.theguardian.com/books/2018/sep/08/high-anxiety-how-feelings-took-over-the-world
20. Resnick B. a.o. Is our constant use of digital technologies affecting our brain health? We asked 11 experts // www.vox.com/science-and-health/2018/11/28/18102745/cellphone-distraction-brain-health-screens-kids
21. Резник Б. Правда ли, что смартфоны уничтожили целое поколение. Этого мы не знаем // inosmi.ru/social/20190225/244631994.html
22. Колесников А. Три фронта «общества граждан»: усиление конфликтности // carnegie.ru/2019/02/27/ru-pub-78453
23. Blond P. Rise of the red Tories // www.prospectmagazine.co.uk/magazine/riseoftheredtories
24. Brooks D. The broken society // www.nytimes.com/2010/03/19/opinion/19brooks.html
25. Резник А. Наследие Троцкого поможет разобраться с будущим России. Интервью // www.rosbalt.ru/piter/2019/02/28/1766977.html
26. Флоренский и Троцкий. Что же это было? // mahtalcar.livejournal.com/197127.html
27. Jordan K.N. a.o. Examining long-term trends in politics and culture through language of political leaders and cultural institutions // www.pnas.org/content/116/9/3476
28. Трамп — не унікальний // zbruc.eu/node/87410
29. Wouters C. Formalization and Informalization: Changing Tension Balances in Civilizing Processes // www.researchgate.net/profile/Cas_Wouters/publication/249725530_Formalization_and_Informalization_Changing_Tension_Balances_in_Civilizing_Processes/links/55f004f808ae0af8ee1b4e03/Formalization-and-Informalization-Changing-Tension-Balances-in-Civilizing-Processes.pdf
30. Informalization // dspace.library.uu.nl/bitstream/handle/1874/211517/INFORMALIZATION+CC.pdf?sequence=1

Підписуйся на сторінки UAINFO у Facebook, Twitter і Telegram