В моей ленте много детских лиц. Я знаю имена этих детей, знаю их милые домашние прозвища, их очаровательные или странные привычки, смешные словечки. Я с удовольствием ставлю «детским» постам сердечки и смайлики, смеюсь или грущу вместе с их мамами и папами. Конечно, возмущаюсь бестактными комментариями непрошеных советчиков и советчиц, особенно если комментирующие имеют наглость давать чужим детям обидные характеристики. И радуюсь мгновенному бану в отношении авторов пуританских и параноидальных комментариев (больше похожих на виктимблейминг) в духе «а вот вы своё дитя в маечке показываете, а какой-нибудь педофил на это фото мастурбировать будет»...

Певица Пинк недавно объявила о своем уходе из соцсетей из-за неоднозначной реакции ее подписчиц и подписчиков на выложенные ею невинные, по ее мнению, фотографии своих обнаженных детей. На одной из фотографий младший сын Пинк, совсем еще маленький, стоял лицом к камере нагишом. Что тут такого, ведь это просто малыш, который снял подгузник! Певица призналась, что она расплакалась, когда увидела на своей странице гневные обвинительные комментарии. Безнравственность в глазах смотрящего, не так ли? Полагаю, что педофилам (будь они прокляты, пусть земля горит у них под ногами) хватает фантазии рассмотреть искомое в любом детском изображении, и домашние фото тут ни при чем. Обвинять, стыдить, ловить, судить и казнить следует педофилов, а не родителей, делящихся в соцсетях радостными моментами своего родительства.

Читайте также: No Mobile Phobia: почему дети предпочитают гаджеты общению с родителями

В прошлом году в Евросоюзе вступил в силу новый Закон о защите персональных данных. В этом законе есть очень расплывчатое и неясное положение о запрете для частных лиц на обработку, хранение и публикацию фотографий людей без их согласия. То есть, туристическое фото толпы на фоне венецианского канала мы по-прежнему можем делать, но любой человек, узнавший себя на сделанном вами фото, которое вы разместили на своей страничке, может подать на вас в суд. Глупо, конечно. Что ж теперь, спрашивать разрешения у каждого, кто попал или может попасть в кадр?! В общем, да. Если, повторю, вы запечатлели лицо постороннего человека без его ведома, да еще и опубликовали эту фотографию. Снимки со спины, с размытыми лицами, издалека и в толпе, вроде бы, не подпадают под запрет. Но если кто-нибудь все же сможет опознать себя и доказать, что вы без разрешения сделали снимок — то и в этом случае вы рискуете получить штраф.

Знаете, а мне было бы неприятно обнаружить себя на чужой страничке, в чужой фотогалерее, на фото, сделанном без моего согласия, с комментариями на незнакомом мне языке. И ведь не важно, хорошо или плохо я вышла на чужом снимке, важно, что это мое лицо, моя жизнь, мое право на анонимность. И, уважая ваше право и право ваших детей на такую же анонимность — точнее, приватность — я лучше пожертвую красивым кадром в поездке, чем опубликую фото с лицами других людей, не дававших мне разрешения. Вот только... А давали ли ваши дети вам такое разрешение? Не спешите. 

Не спешите!

То, что мы делаем что-то любя и невинно, не обязательно видится или ощущается таким же глазами другой стороны. Предметом нашей любви. Объектом нашей съемки. Объектом нашего рассказа... Какая-то избыточная драматизация получается, не правда ли? В конце концов, делясь забавной или грустной историей из своего родительства, вы ведь рассказываете не столько о детях, сколько о себе. О себе-то мы имеем право рассказывать? Публиковать свои фотографии со своими детьми?! Пошлость, конечно, но мы же знаем, что «как бы вы ни любили своих детей, им всегда найдется что рассказать психологу». Не соизмерять же теперь каждое свое действие или слово с предполагаемым (воображаемым) рассказом своего выросшего ребенка еще неизвестно какому психологу бог знает через сколько лет!

Нам не смешно, нас коробит бесцеремонная мама из голливудской комедии, со смехом позорящая бородатого сына при невесте трогательным воспоминанием: «А помнишь, как ты обкакался в походе?». Нам причиняют боль воспоминания о собственном детстве с родителями, не знавшими — да и откуда им, выросшим в те времена, было знать! - о границах и правах ребенка на личную жизнь. Мы со слезами и стыдом признаемся себе, друзьям или психологу в том, как глубоко и неистребимо застряли в нас случайные, невинные, непреднамеренно оскорбительные слова наших родителей. Что уж говорить о преднамеренных! И каким ужасным, смертельно ужасным переживанием стало наше открытие того, что мама тяготилась своим материнством, а папа чувствовал себя обманутым нашей бесталанностью.

Мы-то взрослые, мы-то понимаем, что имеем право на усталость, разочарование, раздражение, сожаления. Мы с полным правом учимся позволять себе эти чувства, обмениваясь своими переживаниями, страхами и горечью. Мы делаем это публично, и находим поддержку и утешение. Наши странички в соцсетях только наши, и мы устанавливаем в них правила. Мы имеем право выкладывать фотографии своих детей, имеем право рассказывать о своих родительских радостях и печалях.

Читайте также: Цифровая диета: как больше не зависеть от технологий

...А что, сегодня трехлетняя, она скажет об этой милой домашней кличке, став взрослой женщиной? Об этих посторонних людях, которые восторженно лайкали ее смешное тогда, но глупое и стыдное сейчас, когда она выросла, фото? Сколько сеансов потребуется ему, чтобы однажды, кипя сухими слезами, он признался в том, что мучительно стыдился публичного обсуждения своего отрочества? Что ненавидел свои болезни, о которых из папиных постов узнали сотни людей? В подробностях, с интимными деталями, которые сейчас, став взрослым мужчиной, он требует не разглашать?

Пресловутый «цифровой след» опасен не тем, что за нами кто-то следит. Этот след, протянувшийся за каждым нашим высказыванием и постом, дойдет до тех, чье разрешение на публикацию деталей их личной жизни мы пока не спрашиваем. Малыши вырастут и прочтут. Хватит ли у них сил и великодушия признать за нами право на нарушение их прав на тайну частной жизни? Это вопрос, на который у меня нет ответа. Потому что я не знаю, где в этом цифровом мире заканчивается мое право на оглашение подробностей моей жизни, и начинается право моих близких на неразглашение этих подробностей. Но мы скоро узнаем, когда вырастут и заработают на психологов сегодняшние дети. Мы прочтем их откровения о нас в соцсетях.

Підписуйся на сторінки UAINFO у Facebook, Twitter і Telegram