Почему все эти замечательные люди не сумели создать консолидированного политического субъекта?

История с телепыткой военнопленного Романа Пратасевича могла породить для российского общества четвертый моральный императив (наряду с крымским, навальновским и касающимся новой возможной российско-украинской войны). Но не породила, поскольку тут нет никакой моральной альтернативы — хотя бы 1 на 99. Обсуждать нечего — всё очевидно и однозначно: вовремя раскаявшийся враг народа хотел прокопать тоннель от Бомбея до Лондона и оторвать у вождя стальные уды, пишет в своем блоге на НВ политтехнолог, политический философ Андрей Окара, информирует UAINFO.org. 

Этот расклад почувствовала даже самая жесткая часть российской пропаганды: если с самого начала видео пытки много цитировали, резали на цитаты и называли палача хорошим профессионалом (почему-то журналистики, а не заплечных дел), то в последние несколько дней стараются вовсе не комментировать и даже не упоминать. Да и слишком явным было стилистическое несоответствие: ну не говорят современные 20−30−40-летние люди свободных профессий на унылом языке беларусской пропаганды.

Похоже, что Романа могли пытать, как минимум, по пяти направлениям: бить, запугивать (от «злого следователя» к «доброму» телевизионному), вколоть «сыворотку правды», пугать выдачей в «ЛНР», пугать насилием над захваченной с ним девушкой (в арсенале у беларусских «слабовиков» есть еще несколько инновационных методов воздействия, о чем, впрочем, хорошо известно в среде беларусской оппозиции). Носитель одной из произнесенных Романом фамилий поспешил скрыться в Киев. Не названный пытаемым по фамилии уральский олигарх беларусского происхождения (Дмитрий Мазепин) поспешил опровергнуть свое участие в анонимном финансировании — мол, какая-такая Нехта?

Читайте также: Маниакальная жажда власти: политолог назвал главную проблему Лукашенко

Большинство моих беларусских друзей и знакомых признались, что не стали смотреть телепытку. Некоторые уточнили, что ее в принципе не следует смотреть — мол, своим просмотром зрители косвенно подыгрывают палачам.

Впрочем, телепризнания и самооговоры — это традиционный жанр беларусской политической жизни. Редкий кандидат в президенты, пройдя через тюрьмы, пытки и (или) моральные унижения, не извинялся потом по телевизору — мол, как же это я мог усомниться в кристаллической решетке металла, из которого выкованы тайные уды «крепкого орешка»? «Я совершил преступление перед правительством и народом, перед Советской страной. До 1931 года я был честным бойцом и командиром, а потом сделался врагом, шпионом, агентом, диверсантом, предателем», — что-то в этом духе.

Но есть в этой истории один специфический момент, который чрезвычайно важен и актуален для понимания причин разгрома (видимо, временного) всей Рэвалюцыі Абуджэння в Беларуси. Речь о беларусской оппозиции как сообществе и среде.

Почему все эти замечательные (по отдельности) люди не сумели создать консолидированного политического субъекта? Почему не сумели договориться друг с другом? Не сумели переступить взаимные обиды, претензии, неприятные воспоминания. Не сумели порешать по деньгам. Не сумели использовать достижения идеологии неосолидаризма и технологии неравновесной термодинамики (синергетики), а также — не сумели воспользоваться опытом оппозиционной самоорганизации других стран. Но главное — не сумели укротить собственные «эго» и самоограничить узконаправленные амбиции. И Роман Пратасевич, который, судя по всему, стал жертвой не только (1) маньяка-террориста и (2) интеллектуального телесадиста, но и какого-то (3) иуды из оппозиционной среды (или, скажем так, очень ревнивого и мстительного иуды).

Читайте также: Rzeczpospolita: Трибунал для Білорусі потрібно готувати вже зараз

Это при том, что первые шаги по сопротивлению диктатуре были совершенно сверхчеловеческими (по беларусским меркам): выдвижение единого оппозиционного кандидата Светланы Тихановской, избирательная кампания, опрокидывающее голосование, первые протесты.

А вот дальше — можно бесконечно перечислять их промахи, ошибки и роковые ошибки, начиная с создания Координационного совета оппозиции, но это будет некорректно, да и бесполезно.

Скажем, у украинской оппозиции во время последней революции были свои депутаты, свои СМИ, свои сторонники среди элит, свои деньги, свои столетние традиции вооруженной борьбы против власти. Был, в конце концов, свой Майдан в центре Киева, где можно было заблокировать территорию и построить малую Запорожскую Сечь. А в Польше, Чехии, Литве, Латвии, Эстонии было ощущение единства нации, восставшей против одряхлевшего советского империализма.

Но в мирной, непротивленческой, но с генетическим опытом партизанской борьбы Беларуси почти тридцатилетний террор против оппозиции и интеллигенции беспрецедентен — его результатом стало то, что сколь-нибудь вменяемые люди: (1) в тюрьме, (2) на кладбище (или в бетоне / асфальте), (3) в эмиграции, (4) во внутренней эмиграции. В подобных условиях эффективная организация и самоорганизация невозможны в принципе.

Точнее, возможны. Для сверхчеловеков. А беларусская наличествующая (точнее, выжившая) оппозиция — люди милые, трогательные, самоотверженные, но не сверхчеловеки. (Тогда как гражданское общество Беларуси не лишено некоторых сверхчеловеческих качеств — по крайней мере, так казалось прошлым летом и осенью.)

И почти каждый из оппозиции считает, что во всём виноваты другие — это они всё делают неправильно. И у каждого — есть право вето, пусть символическое (из-за которого в свое время погибли и Литовское княжество, и Речь Посполитая). И каждый из них по-своему прав. А все вместе — проиграли (пока проиграли).

В общем, классическая, модельная, идеальная ситуация, когда все всё понимают, но, как в страшном сне и холодном поту, — никто ничего сделать не может.

P. S. В истории не бывает сослагательного наклонения, но если траекторию развития Украины Януковича прочертить за временные пределы февраля 2014 года, то, судя по всему, такие сюжеты с «украинскими Пратасевичами» стали бы обыденностью политического процесса. Но всё сложилось иначе…

Підписуйся на сторінки UAINFO у Facebook, Twitter і YouTube