Давным-давно редакция газеты (работать в которой тогда считалось за честь) отправила меня писать серию репортажей на саммит «Большой восьмерки» (тогда еще была «Восьмерка») в канадский город Калгари. Репортажи следовало писать не про политические решения, принятые на высшем уровне, а про выступления антиглобалистов, осуждавших эти решения и существование «высшего уровня» как такового.

Я приехал в Калгари, разыскал гостиницу «Шератон», где, кроме меня, жила вся толпа международных журналистов, и на входе в гостиницу увидал человека. Он был немолодой, седой, в клетчатой рубашке, в брезентовых штанах и в жилетке. Он просто стоял у входа и молчал.

Я бы, наверное, не обратил на него внимания, если бы мой приятель, оператор из CNN, не сказал бы мне, что человек этот — из секты молчунов. Я подошел и спросил:

— Вы из секты молчунов?

Мужчина кивнул.

— У вас тут какая-то акция, протест, пикет? В чем смысл?

Мужчина молчал.

На следующий день была демонстрация протеста. Наверное, полмиллиона человек с плакатами, флагами и барабанами шли по улицам Калгари и выкрикивали что-то про золотой миллиард, про империалистическую политику стран G8 (тогда еще было 8). И по ходу демонстрации время от времени мне попадались немолодые люди, одетые в холщовые штаны или в джинсы, в клетчатые рубашки или в джинсовые, в жилетках или в куртках. Они стояли и молчали.

Я подходил к ним, спрашивал, принадлежат ли они к секте молчунов, они кивали, но больше не отвечали ни на какие вопросы.

Еще через день было открытие саммита. На площади перед пресс-центром шла трансляция, потому что сам саммит происходил где-то у черта на куличках в лесу или в горах, поросших лесом и населенных медведями гризли. Под экраном, по которому транслировали открытие саммита, стояли два немолодых человека в холщовых штанах, клетчатых рубашках и жилетках. Стояли и молчали. Я даже не стал спрашивать, относятся ли они к секте молчунов.

В третий день был митинг, который разогнала полиция. Началось с того, что группа протестующих бойкотировала GAP. Они пришли к магазину, разделись догола, колотили себя по голым задницам и скандировали: «Boycott the GAP!» А рядом стоял немолодой человек в холщовых штанах и молчал.

Потом, когда народа набралось много, толпа повалила куда-то по несогласованному маршруту протестовать то ли против транснациональных компаний, то ли против парникового эффекта, то ли против дискриминации, то ли против производства костной муки в Южной Америке, то ли против выращивания лосося в садках. И полиция принялась эту демонстрацию останавливать и разгонять. Сначала кричали в мегафон, что шествие незаконно. Потом били дубинками и поливали слезоточивым газом. Потом стали арестовывать, и всякий раз, когда полицейские вели демонстранта к полицейской машине, другие демонстранты орали им вслед: «Убийцы! Фашисты!»

А немолодые люди в холщовых штанах стояли на обочине, смотрели на все это и молчали.

Немножко потравленный слезоточивым газом, сопливый и краснорожий, я возвращался в гостиницу писать репортаж, как вдруг увидел церковь. И в церковном дворике сидело несколько немолодых людей в холщовых штанах. Они сидели и молчали.

— Здравствуйте! Можно войти?

Один из мужчин кивнул.

Я вошел в церковный дворик и сел рядом с ними на лавку. Минут пять мы помолчали, а потом я спросил:

— Что это у вас тут такое?

Ответом мне было молчание.

— Можно как-то что-то узнать о вас?

Молчание.

— Объясните, пожалуйста, я же ничего не понимаю!

Никто не проронил ни слова.

Тогда я встал и ушел, так и не поняв, кто эти люди, откуда они взялись и почему все время молчат.

Теперь понимаю.