"ВЫСТРЕЛИЛИ У МЕНЯ НАД ГОЛОВОЙ. ПОТОМ СТОИМ, РАЗГОВАРИВАЕМ: - "НУ ЧЁ, ОБОСРАЛСЯ?" - "ДА НЕТ" . – "А ЧЁ ТАК ДЫШИШЬ?" - "А ТЕБЯ, БЛ#ДЬ, КОГДА-НИБУДЬ РАССТРЕЛИВАЛИ?"

О будущем "донбасском синдроме" наших фронтовиков, ледяном страхе при минометном обстреле, 15 годах зомбирования населения России, имперских замашках Ходорковского и Навального, а также о том, почему люди, возвращаясь с фронта, не понимают тыловой мир, - в жестком и одновременно человечном интервью для "Цензор.НЕТ".

Журналист Аркадий Бабченко не любит, когда его перехваливают. "Очень негативно отношусь к комплиментам, лести", - говорит он, и россиянину тут же хочется посочувствовать, потому что в Украине к нему относятся с большой теплотой, и без комплиментов никак не обойтись. А тут еще довелось поехать в Киев да во Львов, где москаля с украинской фамилией просто замучили своим интересом местные СМИ…

Слушая его, понимаешь, что помимо очевидного таланта и притягательных человеческих качеств в Бабченко подкупает то, что он не колеблется критиковать тех, к кому относится с искренней симпатией. Вот и в этом интервью он говорит об Украине вещи, которые смутят наших записных ура-патриотов (а некоторых - и вовсе приведут в бешенство). Но, во-первых, Аркадий говорит ровно то, что ему точно известно; а во-вторых, друзей-правдорубов всегда следует слушать с удвоенным вниманием.

С "Цензор.НЕТ" Аркадий беседует сразу по возвращении с Галичины, и первый вопрос напрашивается сам собой:

- Приезжая во Львов, всякий раз поражался тому, как из вокзальных киосков хрипит русский шансон. С тех пор в бандеровской столице ничего не изменилось?

- С вокзала нас вез мужик с таким деревенским, абсолютно рубленым, лицом. И вот у него там "Радио Шансон" работало вовсю. Ну, от этого никуда не деться.

- Ты говоришь на русском. Какие-нибудь проблемы при общении во Львове возникали?

- Никаких проблем не было. Вообще, я думал, Львов в большей мере украиноязычный - но, как выяснилось, русского языка на улицах там полно. Причем у меня по акценту-то понятно, что я - россиянин, да и расплачивался я везде карточкой "Сбербанка". И совершенно никаких проблем не возникало.

- Я почему спрашиваю: не секрет, что в Украине тебя принимают с большой симпатией. А на родине - делают одним из героев фильма про "друзей хунты".

Можно, конечно, вспомнить библейское "Нет пророка в своем Отечестве", но…не вызывает ли это чувства горечи? Как работается в такой обстановке?

- Чувства горечи? Конечно, вызывает. Горечи за то, во что превращается страна и куда она катится. Конечно, мне хотелось бы говорить "Слава России!" и гордиться своей страной, ее достижениями - но во что все это превратили? В России ведь даже патриотизм превратили в какое-то мракобесие! Еще и хотят, чтобы все этому соответствовали!

Тут еще дело вот в чем. На самом деле сумасшествие в России сейчас действительно огромное, бОльшая часть общества, безусловно, поехала головой. Потому что 15 лет этого зомбирования - здесь ведь роль сыграла не столько киселевщина. Откровенная киселевщина появилась не так уж давно, 2-3 года назад. А здесь роль сыграла дебилизация населения, которая до этого продолжалась 10 лет…

- Ну, да, все эти бесконечные сериалы про ментов и спецназ…

- Вот эти сериалы безумные, юмористические шоу - тренд на дебилизацию общества, а не его образование. И в этом смысле вся эта киселевщина легла на подготовленную почву.

Но при всем при этом надо понимать, что все-таки не все общество башкой поехало. Не все. Все-таки адекватных людей не так уж мало - во всяком случае, в Москве. И мне это дает надежду на то, что, может быть, все обойдется. А то, что Россию в ближайшие годы ожидают перемены, - это однозначно. Но я надеюсь, что все эти перемены обойдутся хотя бы без большой крови. И, может быть, Россия еще развернется в сторону закона, правопорядка, демократических свобод и уважения к гражданину.

- Объясни, отчего, по-твоему, такое возможно. Даже с учетом нынешнего мрачного фона.

- Потому что, как ни крути, но при свободных выборах в Москве Навальный если бы и не победил, то, по крайней мере, получил бы чуть ли не половину голосов. И вот это дает надежду. Потому что перемены все-таки происходят в столицах. Поэтому происходящее со страной - это, конечно, беда, но я все же стараюсь оставаться оптимистом.

- У нас в Украине многие относятся с недоверием даже к адекватно мыслящим российским политикам. Широко цитируется фраза о том, что всякий российский либерал заканчивается там, где начинается "украинский вопрос". Скажи, эти подозрения обоснованы? Действительно ли этот имперский "бугорок" есть во всех, включая Навального и Ходорковского?

- Нет, ну Ходорковский - это же не икона либеральной мысли в России. Это человек с достаточно сильными имперскими замашками. А про Навального давайте не будем забывать, что он в прошлом - националист, и у него тоже были неслабые имперские замашки. Либеральной иконой была Новодворская. И таких людей - тоже немало.

- Ну, Новодворская - это было нечто особенное, больший друг Украины, чем многие украинцы. Мы о ней искренне скорбим. Но представить себе Новодворскую во главе России и при жизни ее было невозможно. А Ходорковский с Навальным, стало быть, - скрытые имперцы. Так что, нам с нашей украинской колокольни рассчитывать на то, что к власти в России придет человек хотя бы калибра раннего Ельцина (пускай с барскими замашками, но без всего этого мракобесия) - не приходится?

- Да нет, такое возможно. Я же говорю, куда кривая выведет, - сейчас непонятно. Мне, конечно, кажется, что больше шансов на то, что Россия развернется если не в сторону полной задницы, то и не в сторону каких-то либеральных реформ. Тем не менее, шанс остается. Да, когда народ попрет на улицу, понятно, что на сцену полезут всякие кургиняны. Но ведь они тоже маргинализировались, их тоже перестают слушать, этот визг с истерикой народу надоел. Поэтому есть шанс, что придут относительно разумные люди. Я все-таки стараюсь на это надеяться.

- В апреле этого года я делал репортаж из-под занятого сепаратистами здания Донецкой облгосадминистрации. И видел там висевшие ориентировки на Аркадия Бабченко, "ультралиберального ублюдка, западника, русофоба, бандеровца". Одну такую листовку сунули мне в руки, до сих пор лежит где-то дома. Скажи, как все это воспринимает семья?

- Нерадостно, конечно. Ребенку-то мы ничего не говорим, а жена…Все понимает; ну, судьба такая, знала, за кого выходила, что тут поделаешь (грустно улыбается. - Е.К.)?

Я, кстати, все-таки поехал в Донецк, когда все эти листовочки там уже висели: работать-то надо. Но меня в аэропорту СБУ завернула. Я не особо и настаивал: нет так нет. И уехал. После этого я на ту сторону не езжу. Потому что всерьез ли эти люди говорят то, что говорят, или нет - я на себе проверять не собираюсь. С этого момента меня перестало интересовать, что это за люди и чего они хотят.

-Ты для самого себя объяснил, почему стал военным журналистом? И тяжело, и опасно…

- Так это, собственно, и не был мой выбор. Не я стал военным журналистом, жизнь меня им сделала. Не я такой, жизнь такая. Когда я вернулся из армии и посмотрел телевизор, то понял, что тамошняя картина не соответствовала тому, что было. 

- Ну, телевизионной картинке мира не соответствует очень многое и на разных жизненных направлениях…

- Нет, но я-то вернулся из армии - и то была моя история. Моя тема. И я написал статью о том, что видел сам, отнес ее в "Московский комсомолец". И Юля Калинина, военный журналист, много тогда ездившая и занимавшаяся Чечней, привела меня в журналистику, взяла к себе в отдел - и вот с тех пор 15 лет я всей этой фигней и занимаюсь (улыбается. - Е.К.). А на самом деле я бы, конечно, хотел писать сценарии для Фили со Степашкой и "Спокойной ночи, малыши!" - это вообще моя мечта!

- Ну, Филя со Степашкой сейчас тоже милитаризировались, так что все у тебя еще впереди!

- Да, военная журналистика уже и там. Но я надеюсь, что разум все-таки вернется в эту страну. Понимаешь, ведь все, что мы видим по телевизору - на самом деле это же не Россия. Вот, они подняли со дна всю маргинальную мразь, всучили ей флаг в руки - и везде ее раскручивают, пиарят и заставляют саму Россию верить в то, что она - вот такая. А Россия на самом деле - не такая. Путина поддерживает большинство, да, никто с этим не спорит. "Крымнаш" поддерживало подавляющее большинство, с этим тоже никто не спорит. Но при всем при этом последние опросы говорят о том, что идею о вводе российских войск в Украину поддерживает 28% населения.

Вот эти 30%, наверное, и есть реальный показатель этого сошедшего с ума общества. И это много.

- Тем более активных сторонников войны…

- Нет, активных - совсем мало. Смотри, когда на митинги выделяют деньги, то на Поклонную гору свозят по 100 тысяч этих несчастных гастарбайтеров, дворников. И там 100 тысяч дворников стоят и машут флагами "Единой России".

А там, где этого нет, митинги собирают по 500 человек. Митинги за Новороссию собирали по 500, по 2 тысячи человек - тех самых "активных", которые есть.

Но сейчас и это уже начинает спадать.

- Знаешь, нам из Украины этот спад как-то не очень-то заметен. Нам кажется, что большинство россиян активно настроено против нас. Как ты, кстати, относишься к этой волне украинского злорадства (будем называть вещи своими именами) в отношении российских катаклизмов: "Получили падение рубля? Так вам и надо! Скоро еще хуже будет!".

- Ну, вполне нормальное человеческое чувство. А что Россию любить, что ли, теперь Украине? Ладно хоть злорадство, а не ненависть. Хотя и ненависть, конечно, тоже пошла. Но это вина России: что хотели, то и получили. Что, ребят, вы думали, вас любить будут? Нет, не будут. Вы орали, что вас ненавидят? Вот теперь вас начали ненавидеть действительно по-настоящему.

- Что кладет в рюкзак, отправляясь в зону АТО, военный журналист Аркадий Бабченко?

- Бронежилет, каску, несколько разных фотоаппаратов, технику, обязательно теплые вещи. Несколько штук носков и трусов - потому что никогда не знаешь, будет ли там возможность все постирать. Если что - сразу снял, выкинул. Сигарет побольше, спичек. Ну, и все, пожалуй. Потому что большое количество вещей только мешает. Надо быть мобильным - чтобы в один рюкзак все влезло. Но при этом понимать, на сколько времени ты застрянешь, - чтобы хотя бы ночами не замерзать.

- А вопрос связи? Я понимаю, что ты - кошка, которая гуляет сама по себе…

- Да, мне не с кем связываться.

- Но какие-то редакции тебе дают задания?

- Да, бывает. А что касается связи, то да, ее периодически нет. С нею там действительно проблемы, и если уезжаешь на 2 дня, можно выпасть из поля досягаемости. А что сделаешь? Это один из аспектов работы.

- Опытные ветераны этой войны рассказывают, что мобильником лучше часто и подолгу не пользоваться. В особенности, если ты задействован в оперативной деятельности. Потому что та сторона активно слушает разговоры.

- Есть такое. Ходят разговоры, что можно слушать даже выключенный телефон. Понятное дело, я в этом не спец, но в России эта тема присутствует, и было несколько исследований по этому поводу. И специалисты говорят, что слушать его можно.

Поэтому в России вообще пошла такая практика: если люди садятся о чем-то разговаривать, то не то что выключают телефоны, а и вынимают из него аккумулятор.

- Ну, или идут в ванную, включают воду.

- Да, или в ванную…А что до моего телефона, то, не знаю, как сейчас, а то, что в 2012 году он стоял на прослушке, я знаю совершенно точно.

- А откуда ты об этом знаешь?

- А в уголовном деле (по Болотному делу.- Е.К.) были упоминания о каких-то вещах, о которых говорили только по телефону. Ну, вот, например, ты собираешься встретиться с 5 людьми. И вы впятером созваниваетесь, договариваетесь о встрече, никому больше об этом не говорите, приходите в назначенное место выпить пива - а туда - бац! - приходят оперативники. Ну, тут все понятно...

На грузинской войне тоже были разговоры о том, что можно запеленговать телефоны и, ориентируясь на телефон, нанести удар. Я так понимаю, это тоже возможно.

- Тем более, если активно работающих телефонов - большое скопление.

- Да, и есть моменты, когда именно по телефонам удары и наносятся. Поэтому есть такая практика: телефон лучше отключать. Я, по крайней мере, всегда так делаю.

- Мне в зоне АТО больше всего запомнилось то дикое чувство, с которым ты под обстрелом "Града" бежишь к укрытию. Все поджилки трясутся, потом в тылу от любого резкого звука голову в плечи вжимаешь. А есть ли у тебя такие воспоминания об этой войне, которые тебя не покидают, возможно, снятся?

- (Долго думает. - Е.К.) Нет, наверное, по этой войне чего-то вот такого конкретного - нет.

- А о других войнах что-то снится?

- А мне кроме войны никогда ничего не снится. Все эти 15 лет мне снится только война. Причем это могут быть какие-то совершенно безумные войны, безумные ситуации, в которых я никогда не был и никогда не участвовал. 

А если говорить о самом большом страхе, то лично для меня это - минометный обстрел. Звук падающей мины - ну, это труба. Он дает секунду-две, ты его успеваешь услышать, а среагировать уже не успеваешь…

Вообще, есть же несколько видов страха. Вот, когда начинается бой, у тебя страх горячечный. Ты наоборот краснеешь, у тебя прилив крови, выплеск адреналина, силы повышаются, и ты реально можешь тысячу чертей порвать. А минометный обстрел погружает тебя в ледяной страх. Кровь отливает, ты весь бледнеешь, ничего не соображаешь, ничего не можешь делать, только падаешь и лежишь, как мешок с говном, молишься, чтобы только в тебя не попало. Вот, минометный обстрел для меня всегда был самым страшным.

- Мне один бывалый офицер говорил: "Ты чего так дергаешься? Ты на меня смотри. Пока я перед тобой спокойно сижу - не боись. А вот когда моя жопа перед глазами мелькнет - вот тут надо поторапливаться!" И еще он сказал, что есть люди, которые обладают такой интуицией, реакцией и музыкальным слухом, что знают, куда прыгать.

- А ты потом сам таким человеком становишься. Через 3 недели ты по звуку сможешь определять примерное место падения. А если не научишься, значит, шансов выжить у тебя меньше. Другое дело, что до этого момента еще нужно дожить. А это достигается только опытом, только на себе. Теоретически - никак.

2-3 недели находишься на войне - и по звуку можешь определить развитие боя, калибр оружия. Звук автомата Калашникова в городе, поле и в лесу - абсолютно разный. Ты научишься его различать; научишься понимать, сколько стволов и в какую сторону работает. Когда автомат стреляет в бок от тебя - звук один. В твоем направлении - звук другой.

Научишься определять примерное место падения мины и снаряда. Хотя мина тебе все равно не даст времени среагировать. А снаряд, когда летит, шелестит. Если ты этот шелест слышишь - значит, он над тобой пролетел.

- То есть известная нам с детства каноническая фраза про то, что "той единственной пули, которая тебя убьет, ты и не услышишь", - это правда?

- Да, а пуля, которую ты слышишь, пролетела мимо. Да, это, безусловно, правда.

Этот навык приходит. У тебя все чувства обостряются. Ты же там не мозгом работаешь. Одним из самых острых чувств становится как раз слух. Это в науку входит. Я, когда под Славянск приехал, тоже дергался. В десяти километрах что-нибудь бухнуло - дергаешься весь. А потом начинаешь понимать расстояния. Ты же там живешь не мозгом, не сознанием, а только подсознанием. Только реакцией, своими инстинктами. Вот у кого эти инстинкты лучше, кто быстрее избавится от этого налета цивилизации и превратится обратно в животное - у того больше шансов выжить.

- Когда на этой войне ты острее всего почувствовал опасность?

- Когда меня потащили расстреливать за шпионаж. Вот тогда я был на 100% уверен, что все, доездился, в этот раз уже не вылезу.

- Напомни, пожалуйста, что тогда случилось.

- Я не хочу говорить об этом в деталях, потому что еще об этом не писал. Речь о ситуации, когда были нарушены договоренности, и за это вломили звездянок и, в общем-то, потащили расстреливать за российский паспорт и фотографирование на позициях украинской армии.

- Сколько длился этот инцидент?

- Всю ночь.

- Это было похоже на ситуацию с журналистом "Новой газеты" Павлом Каныгиным?

- Нет, Каныгина целенаправленно брали как журналиста за выкуп. Там было другое.

Надо понимать, что это аспект твоей работы. Люди, с которыми ты работаешь, всегда на нервах. Они теряют своих товарищей, выживают только на негативных чувствах. У них только агрессия и ненависть. И тут приходит какой-то хер с фотоаппаратом, чего-то там щелкает, ходит везде…

- …И хочется его вырубить?

- Не вырубить, нет. Первая реакция - неприятие, конечно. Ну, а потом с тобой либо свыкнутся, либо нет. Если свыкнутся, если ты с этими людьми неделю просидишь, то ты вообще будешь лучший друг для них. Они уже все поймут, для чего ты это делаешь. А если допустишь какую-то ошибку (причем ты сам можешь не понять, какую именно), ну, тогда тебе переломают челюсть. И это тоже надо сознавать отчетливо.

- Возвращаясь к ситуации, когда тебя хотели расстрелять, но ты понял, что этого не случится. Какие тогда были ощущения?

- Выстрелили над головой, потом стоим, разговариваем: "Ну чё, обосрался?" - "Да нет". - "А чё так дышишь?" - "Ну, ***дь, а тебя расстреливать не пытались?"

Я им говорю: "Дайте, пацаны, сигарету". А они: "Какие тебе, нафиг, сигареты, ты охерел, что ли? Ты военнопленный!" И тут я понимаю, что я не какой-то хер в трусах с мешком на голове, которого потом собирай по полю под минометным обстрелом. Нет, я военнопленный, у меня появился какой-то статус.

И все, конечно: пошел уже такой расслабон…Стало тепло, появились глупые смешки, подхихикивания…Ты - выжил. Тебя не расстреляли. Приятное ощущение, прямо скажем. Ты понимаешь, что дальше тебя посадят в яму, потом сдадут СБУ-шникам, они тебя куда-нибудь повезут. Дальше - проверка, выяснится, что я белый, хороший, пушистый, и - домой.

- Один из военных медиков целый вечер твердил мне насчет ротации. "Надо брать людей, которых ты сейчас видишь, - говорил он - и в санаторий, с семьями. Чтобы они ходили с детьми и женами за ручку и вместе ели мороженое. И гладили друг друга. И говорили, говорили, говорили…".

А теперь я задам вопрос с позиции ничего не понимающего тыловика, лежащего на диване. Ротация действительно так необходима?

- Два месяца - это оптимальный срок ротации. Вот насчет детей этот врач очень правильно сказал…У израильтян отлично выстроена система психологической реабилитации ветеранов. Увезти куда-нибудь в деревню, на море, где людей поменьше. С семьей, с детьми - и чтобы человек там просто ходил, ни о чем не думал. Лучше всего ему еще дать лопату, чтобы он занимался физическим трудом. Вот это самая лучшая система реабилитации.

То, что Украина получит мощнейший донбасский синдром посткомбатантов - это я совершенно точно могу сказать. По аналогии с чеченским, вьетнамским, афганским...

- Офицер-десантник в зоне АТО сказал мне: "Сюда нужно как можно больше психологов. Если сейчас этих ребят не сменить, если не лечить их психические травмы, мы получим банды с пониженным барьером страха, которые будут грабить банки и обменники. Их просто ничто не будет пугать".

- То, что Украина стала независимой, это все замечательно и хорошо. Но надо было изучать то, что происходит в России. Вы получите ровно то же самое, что было в России после Чечни. Вот я вам зуб даю: вы получите бандитские бригады, состоящие из ветеранов войны. Совершенно точно. Эти банды будут грабить банки, крышевать, потом начнут взрывать друг друга за рынок "Афганец", как у нас взрывали на Котляковском кладбище Лиходея . Вы получите алкоголизм, местные разборки этих людей. Мощнейший синдром посткомбатанта.

Я твержу 125-й раз: этими людьми должно заниматься го-су-дар-ство. А государство Украина на данный момент для этого ничего не делает! Волонтеры этим могут заниматься, но волонтеры всего не осилят. Это должна быть государственная система. И этим надо было озаботиться еще в апреле. Но до сих пор ничего не сделано. Большая проблема.

Людей надо лечить: синдром посткомбатанта - это реальное заболевание. Если его не лечить, все заканчивается очень плохо: тюрьмой, алкоголизмом, самоубийством или смертью в каких-нибудь разборках. Людям, которые вернутся в большие города, будет легче: здесь есть возможность зацепиться за жизнь, найти работу, создать семью и пр. Найти сублимацию той остроте жизни, которая там была. Там же жизнь острейшая! Каждую секунду у тебя идет выбор между жизнью и смертью. Бонус за хорошо выполненную работу у тебя не 13- я зарплата, а твоя жизнь или несколько спасенных жизней. А потом люди сюда возвращаются - и не понимают этот мир! Это первое.

- А второе?

- Вы уж извините, но Украина от этой войны самоустранилась. Вот, мы с тобой сидим в Киеве - и совершенно не чувствуется, что общаемся в столице воюющей страны, на которую, ко всему прочему, еще и напали (а я считаю именно так). Это совсем не чувствуется! И эти люди оттуда вернутся и спросят: "***дь, ребята, а что вы здесь делали? Сидели по кафешкам, кушали тирамису?"

- Я помню твой пост про украинцев: дескать, был такой добродушный народ с лубка: парубки на конях, дівчата йдуть по воду, верби, вареники…А потом война их изменила, вынужденно озлобила.

Немного странно, что я, украинец, спрашиваю об этом тебя, москаля. Но все же: какой, по-твоему, процент украинцев относится к этому конфликту как к своей войне? И сколько из них равнодушны к происходящему, только бы их самих не задело?

- Нет, ну волонтерское движение, конечно, мощнейшее. Я такого ни разу еще не видел.

- Ну, это люди Майдана.

- Да. И подъем единения и осознания себя единой нацией в обществе, конечно, - тоже мощнейший. Ну, сейчас он на спад пошел, это чувствуется. Но был мощнейший.

Хотя при всем при этом я, конечно, думал, что добровольцев будет больше. Я помню одно из самых странных моих ощущений от Киева: когда батальон "Айдар" набирал добровольцев. Они стояли рядом с Майданом, и когда в день записалось 30 человек - я понял, что все не совсем так идеалистично и романтично, как, может быть, представлялось вначале.

Не скажу по процентам, но пошел откат. Все-таки начиная с Майдана прошел уже год, люди реально устают. И личные проблемы, конечно, выходят на первый план.

- И что со всем этим делать?

- Армию надо делать. Добровольческие батальоны, волонтеры - это все хорошо, но надо строить сильную армию. Все равно такие вещи может решать только государство. И армию должно содержать государство, а не волонтеры. А если все это затянется еще на 3 года?! Ну, не будут волонтеры каждую зиму возить туда носки!

И армию нужно делать сильную. Потому что сильная армия - это как минимум сдерживающий фактор. Если бы Украина изначально обладала сильной армией, у вас бы Иловайска не было. Потому что 25 раз подумаешь о допустимом уровне потерь. Условно говоря, можно отвоевать Мариуполь и коридор в Крым с тысячей потерь. А если ты понимаешь, что это будет 15 тысяч потерь, то это уже совсем другие риски и совсем другие расклады.

Сейчас, насколько я понимаю, движение в этом направлении идет, но, на мой взгляд, оно опять-таки недостаточно.

- Задам вопрос, которого все равно не избежать, поскольку ответ на него интересует жителей обеих наших стран. Речь, конечно, о прогнозе на будущее. Что будет на Донбассе весной? Останутся ли там российские войска, или Путин все же выведет их домой?

- Я думаю, советники и кураторы там будут, безусловно. Спецслужбы там будут, безусловно. Но вот именно войска…опять же, я не знаю, в каком мире этот человек живет, чем он руководствуется. Его следующий шаг теперь я совершенно не берусь прогнозировать.

- А что, было время, когда ты мог его прогнозировать?

- Было время, когда он был предсказуем, как дважды два.

- Когда именно?

- Да еще год назад…Но мне кажется (и это мое субъективное мнение, то, что называется "чуйкой"), что российской армии там больше не будет. Конечно, этот коридор будет оставлен открытым, и техника туда еще будет поставляться какое-то время. И добровольческим отрядам путь туда будет открыт. Но вот российской армии как армии, мне кажется, там уже не будет. Все это будет пущено на самотек, а когда в России начнутся уже "совсем-совсем проблемы" (а они начнутся в ближайшее время), то Россия на Донбасс совсем махнет рукой.

- А может, все будет наоборот? Все у вас будет так плохо, что Путину позарез понадобится маленькая победоносная война?

- Может быть, и маленькая победоносная война. Для отвлечения общества от внутренних проблем нет ничего лучше, чем маленькая победоносная война.

- В общем, совершенно ясно то, что ничего не ясно.

- Совершенно ясно одно: ближайший фейерверк там будет на Новый год.

- Почему?

- Потому что вооруженному русскому мужику на Новый год чтобы не выпить и не пострелять - такого не бывает. И это я однозначно знаю, как человек, служивший в армии.

Я думаю, что ситуация с этой более-менее установившейся линией фронта сохранится и в дальнейшем. Обострения, конечно, еще будут, активизация - будет, столкновения еще будут; может, будут оставлены какие-то плацдармы. Но в целом ситуация пока будет вот такая. А потом, в конце концов, Украина все-таки восстановит контроль над этой территорией. Потому что никакой государственности там построено не будет, никакого даже Приднестровья там не будет. Там будет то, что есть сейчас. То есть абсолютное безвластие. Территория будет контролироваться разрозненными вооруженными группами, которые еще и между собой будут собачиться. И это, безусловно, будет приносить проблемы украинской стороне: обстрелы, похищения, и пр. Долго это терпеть невозможно, поэтому Украина, безусловно, будет решать эту проблему. И, к сожалению, никаких предпосылок к другому варианту решения этой проблемы, кроме как силового, я не вижу. Политически эта ситуация не решается.

- Наслушался я от тебя о твоей семье, рискованной работе, о современной России - и сам собой возник вопрос: а ты не думал о том, чтобы уехать с семьей куда-нибудь за рубеж? Думаю, ты без особого труда мог бы получить вид на жительство в какой-нибудь тихой европейской стране…

- Да, могу.

- Почему тогда не уезжаете?

- У меня каждый день с этого начинается. Просыпаюсь, смотрю новости и думаю: "Да на*** я не уехал?!". И каждый день меня эта мысль гложет: а пошло оно к черту, валить из этой страны!

И был момент, когда я реально-реально сожалел, что не уехал. Думал: вот когда два года ребенку было, надо было ее вывозить, чтобы она росла уже там совсем нормальной.

Но я хочу, чтобы у меня дочь выросла русской. Хочу, чтобы она была носителем этой культуры.

- Ну, растили же своих детей русские эмигранты за рубежом…

- Я хочу, чтобы у нее запахи детства были запахами Москвы. Чтобы у нее биоритмы сформировались в этих биоритмах. Чтобы соотношение пасмурных и солнечных дней было у нее таким, каким оно есть в Москве. Хочу, чтобы она была носителем места, в котором она родилась.

- А ты допускаешь, что она вырастет - и спросит: "Папа, почему мы тогда не уехали?".

- Я не то, что допускаю; я хочу, чтобы она доросла в России до 18 лет, а дальше - учиться. Сорбонна, Оксфорд, чего угодно. Существует вагон бесплатных программ, и если мозги есть, можно учиться где угодно, без вопросов. Чтобы она ехала уже туда, в мир, а там уже делала свой выбор сама.

И я думал, что просто у меня есть время до ее 18-летия. И потом в какой-то момент я понял, что нет. Вот этих 10-12 лет у меня уже нет. И я очень жалел, что не вывез ее маленькой, чтобы она вообще всего этого не знала. Сейчас у меня отношение к этому как-то устаканилось, подравнялось. И я отношусь к этому так: до последнего момента, когда можно будет держать семью в России, мы будем оставаться в России. А вот как поймем, что через 2 часа "ахтунг!" - тогда уезжаем.

- Ну, хорошо. Тогда пока не уехал, пожелай что-нибудь Украине к Новому году.

- Я хочу пожелать Украине, во-первых, жить в реальности. Потому что я вижу, что здесь тоже начинается такая фигня: уход от реальности в какие-то выдуманные вещи. Вижу, что здесь начинается идеализация армии. "Наша армия не совершает преступлений, наша армия - белая и пушистая". Ребята, это не так. Каждая война - это говно. Даже самая справедливая, самая чистая и самая честная война - все равно дерьмо. Все равно там