Буквально за несколько лет георгиевская лента вытеснила на второй план и традиционные гвоздики, и красное «знамя Победы». Традиция повязывать ленту тут же стала предметом идеологической борьбы. Ее критикуют и за выраженный политтехнологический бэкграунд, и за неоднозначную историю самой ленты. В интернете, в прессе, в телеэфире и на политических трибунах по этому поводу порой разгораются нешуточные страсти. Ленточку называют и средством кремлевской идеологической экспансии, и рецидивом большевизма. Да, и простые украинцы относятся к ней неоднозначно. Если на востоке страны она стала обязательным атрибутом Дня Победы, то по другую сторону Днепра ленту воспринимают достаточно враждебно.

По многим пунктам критики правы. Сам праздник Победы появился не от переизбытка благодарности к фронтовикам, а по конъюнктурным соображениям. Когда мираж светлого коммунистического будущего исчез, брежневские политтехнологи решили подыскать новый идеологический фетиш. Тут о победе в Великой Отечественной и вспомнили: спустя 20 лет 9 мая стало праздничным днем. Похожими соображениями руководствовались и современные российские политтехнологи. Память о войне – одна из немногих духовных скреп, кое-как удерживающих вместе разодранное этническими, религиозными и социальными противоречиями российское общество (вернее, общества). В Украине День Победы взяли «под опеку» известные политические силы. Подвигом дедов заклинают политических оппонентов, а праздничные митинги 9 мая в некоторых городах скорее напоминают партийные. Не удивительно, что зашкаливающее количество фальши вызывает у многих аллергию.

Правда, несмотря на холодный расчет политтехнологов, их «креатив» не только прижился, но и зажил собственной жизнью. То, что начиналось как идеологический флешмоб, стало самой настоящей народной традицией. Сколь бы лицемерными ни были политики, война действительно была и через нее прошли миллионы украинцев. И что бы там ни говорили профессиональные патриоты, георгиевские ленточки повязывают в память о собственных отцах, дедах и прадедах, а не в знак солидарности со сталинизмом, «русским миром», режимом Путина или Партией регионов. Да, есть и исключения – и те, кто получает с них дивиденды, – но это та ситуация, когда мухи от котлет неотделимы в принципе. Со всеми вытекающими последствиями. Атакуя лицемерие идеологов и манипуляторов, критик неизбежно ранит чувства простых людей. А они от этого лишь сильнее солидаризируются с теми, кто спекулирует их чувствами – не столько от симпатии, сколько от обиды. Да и по другую сторону идеологических баррикад ситуация ничем не лучше: та же конъюнктура, тот же политический расчет.

Со стороны кажется, будто политики лишь помогают массам выразить их собственные чувства и взгляды. А раз взгляды эти различны, то идеологическая война – явление неизбежное. Более того, в данном случае речь идет ни много, ни мало, о делах семейных – все без исключения вопросы относительно нашего недавнего прошлого так или иначе касаются биографий. Казалось бы, примирение категорически невозможно. Но так хотели бы думать политики, привычно делящие общество на «своих» и «козлов, которые нам мешают жить».

В действительности живое человеческое общение, не отравленное политическими лозунгами, значит для примирения больше, чем все научные круглые столы и форумы интеллигенции вместе взятые. В отличие от «идеологически подкованного» – руками тех же политиков – индивида, нормальный человек может одновременно чтить память своего деда-фронтовика и мирно сосуществовать с теми, чьих дедов судьба забросила на другую сторону фронта. Для него не существует надуманных идеологических противоречий: между желто-голубым флагом и георгиевской лентой, русским языком общения и украинским патриотизмом и т.д. Именно поэтому внук советского солдата и внук воина УПА (Вермахта, РОА, дивизии «Галичина» и т.д.) найдут общий язык ровно за два часа. Но только если в радиусе километра не будет ни одного профессионального «защитника памяти», который найдет тысячу причин продолжить дедовскую вражду.

Максим Вихров