Чтобы добраться из Киева до Мариуполя, мы сели на поезд Интерсити до Запорожья – большого индустриального города на Днепре.

Оттуда водитель Алексей на своем сером Vokswagen повез нас по неровной дороге к Азовскому морю, поднимая за собой шум и пыль. Хотя бензин здесь недорогой, около доллара за литр, люди предпочитают тот, который стоит 40 центов за литр. Этот вид дешевого и более грязного топлива здесь вполне конкурентоспособен, пишет в блоге, размещенном на "Новом времени" Адриан Боненбергер.

Мы ехали от города до газовой станции целый час и ждали пять минут, поскольку белый внедорожник Lexus попытался нас подрезать. Алексей вышел из своего Vokswagen, а из Lexus'а вышли четыре человека. Пока я соображал, мой друг Роман присоединился к Алексею. Они что-то сказали друг другу, и когда я уже схватился за ручку двери, люди из Lexus отступили.

Контрольно-пропускные пункты за пределами Мариуполя весьма условны. Солдаты то проверяют машины и пропуска, то нет. Все крутится вокруг специальной идентификационной пресс-карты АТО, которые мы с Романом получили путем маленькой хитрости. Я громко пожаловался на бумажную волокиту в Киеве, связанную с получением пропуска, делая упор на том, что я являюсь видным американским публицистом, «главным редактором» издания Wrath-Bearing Tree, а Роман – наш специальный корреспондент в Восточной Европе. Так мы и достали пресс-карты.

Официальный документ действует, как волшебная палочка. Карта работает везде. Если я для получения этого документа старался описать свое издание в максимально благоприятном свете и отпечатал свой запрос на официальном бланке, то, как сказали мне позже, многие получают их без каких-либо усилий, просто представившись журналистом. Забавно, несмотря на то, что я ради этого немного обманул систему, мне было неприятно узнать, что другие обманули ее внаглую. Я не такой, как они – я обстоятельный и ответственный мошенник.

Двигаясь на поезде в Запорожье, мы ехали навстречу неизвестности, и это напомнило мне первые этапы службы. Я чувствовал страх. Это же продолжалось и по дороге до Мариуполя, а потом и на пропускном пункте украинской Нацгвардии. Прежде чем мы добрались до отеля, страх охватывал меня еще несколько раз. Это как в Афганистане, когда приближаешься к враждебному селению – счастливый исход здесь не предполагается.

Из признаков жизни на улицах города вечером можно было назвать лишь одну машину, которая проехала по дорожному кольцу. После этого наступила тишина.

Когда мы поужинали и направились к своему отелю, к нам подбежал владелец ресторана. Роман перекинулся с ним несколькими словами и передал 100 грн. «Там был второй чек для бара, – сказал он. – Не очень-то хорошая система». Я был удивлен, что владелец ресторана пробежал за нами два квартала ради несчастных пяти долларов. На следующий день за чашкой кофе с другими иностранцами мы посмеялись над этой ситуацией. Один из иностранцев сказал мне: «Это небольшие деньги для тебя, но для них они значительные». Как будто я этого не понимаю.

Если иностранцы в Киеве выглядели сомнительными, то в Мариуполе они уже просто опасны: дельцы, неудачники, журналисты, военные туристы, любители адреналина. Это люди из рабочих районов, ищущие сенсацию, которая бы принесла им славу и богатство. Жители западных стран с болезненным безумием ищут войну, от которой за последнее десятилетние бежали миллионы.

Боже, благослови Google, который не признает ни российской аннексии Крыма, ни любое из сепаратистских государств на востоке Украины. Google имеет менее реалистичный взгляд на политическую ситуацию, чем большинство политиков. Ребенок с доступом к картам Google и без знаний о нынешних событиях мог бы подумать, что Украина по-прежнему едина. Но когда речь заходит о языке, Google более прагматичен. Так, Google-поиск на запрос «Kyiv» выдает карту с украиноязычным написанием, а на запрос «Kiev» – с русскоязычными. По умолчанию в приложении Google Карты используется российское правописание. Тяжело обвинять в этом Google, ведь русскоязычное правописание используется по умолчанию даже в The New York Times.

Западные украинцы осознают себя через свой исторический контекст и опыт проживания в качестве этнического меньшинства в нескольких странах – СССР, Польше и Австро-Венгрии.

Восточная Украина построена на индивидуалистической, кочевой культуре, восходящей к скифским племенам римской эпохи. Рекламные щиты с усатыми всадниками в ярких, красочных костюмах украшают дороги и магазины, указывая на традицию независимости, которая находит свое выражение в смутных воспоминаниях об украинских запорожских казаках. Их стиль, включающий популярную среди членов добровольческих батальонов прическу – символ личной свободы и сопротивления российской власти.

Низкие зеленые бугорки прорастают из бежевых пшеничных полей, окружающих Мариуполь – это скифские курганы, нетронутые фермерскими плугами. Местные жители считают эти могилы последним пристанищем гордых предков, свирепых воинов, которые нагоняли страх даже на греков и римлян.

В Мариуполе расположены тяжелые производства – километры заводов. Металлургические заводы и прочие предприятия по выплавке различных руд образуют основу экономики Мариуполя. Это третий по величине источник доходов Украины. Заводы сформируют длинную, широкую полосу недалеко от набережной. Когда нет ветра, воздух очень загрязнен. Последний раз я такое видел в детстве, когда проезжал мимо города Трентон в Нью-Джерси, или из окна самолета компании Pan American, прилетающего в Лос-Анджелес. Этот воздух удушлив, и я поражен тем, что люди могут жить в подобных условиях.

Я рассматривал происходящее здесь с исторической, социальной и культурной точки зрения. Я говорил с людьми. Теперь, когда мое путешествие подходит к концу, я могу с уверенностью сказать, что у России не может быть претензий на какую-либо часть Украины. Именно Россия создала этот конфликт – не Запад, не Европа, не Америка.

Жители Мариуполя устали от войны и от борьбы. Они надеются, что вскоре настанет мир. Некоторые жители говорят о воссоединении с Россией (именно так ДНР воспринимается пророссийскими украинцами – как часть России, а не автономные регионы). Они не хотят быть частью Украины, которую считают коррумпированной и неэффективной. Такие люди воспринимают происходящие события через призму российской пропаганды. Другие надеются на выборы, которые позволят сменить нынешнее коррупционное правительство, или на новых генералов, которые смогут успешно вести войну против России и ее приспешников.

А еще после советских времен медленно возвращается религия. Мариупольская синагога была разрушена в 30-е годы, после чего ее не восстанавливали. Осталась лишь гнилая стена в центре города. Православные церкви, которые признают Московский патриархат, чистые, богатые, имеют много посетителей. Те, которые признают Киевский патриархат, бедны, разбиты, но очень популярны. Есть также одна мечеть, которую посещает мусульманское население, и небольшой римско-католический приход, образованный белорусским священником, который посещал польскую семинарию. Католический приход, скрытый посреди лабиринта бетонных зданий, является самым скромным – по словам священника, он насчитывает 80 человек. Священник предложил мне зайти в гости, приготовил кофе и открыл пачку печенья. С ним у меня был самый длинный разговор.

СМИ и американское правительство говорят, что добровольческий батальон «Азов» является «открыто неонацистским» (правда, сейчас люди почему-то начали называть его полком). Он имеет широкую базу поддержки в Украине. Более или менее в одиночку бойцы «Азова» изгнали из Мариуполя россиян и сепаратистов в первые дни конфликта. Совсем недавно они были включены в состав Министерства внутренних дел – технически они являются частью Национальной гвардии Украины. Следовательно, «Азов» официально является украинским военным подразделением. С ними я провел почти два дня, на третий я должен был отправиться на линию фронта. Неизвестно, что я там увижу: в день моего приезда артиллерия замолчала.