В своем последнем слове на процессе в подчиненном России "железнодорожном суде Симферополя" в сентябре 2017 года я говорил, что в течении предстоящих пяти-восьми лет предвижу новую бурную волну тюремной литературы – появление множества новых книг о подробностях политических судебных процессов и пребывании политических заключенных в российских тюрьмах и других изоляторах, пишет Николай Семена специально для "Крым.Реалии"

Три волны тюремной литературы

Россия, как видно из истории, пережила уже три заметных всплеска публикации тюремной литературы. Одна из первых – книги-воспоминания бывших декабристов и обширная литература о них. Сюда же можно отнести и широко известный роман Льва Толстого "Воскресение", и не только потому, что Толстой специально изучал тюремный мир, сколько потому, что поразившая Неклюдова несправедливость в суде и отношение к этому делу чиновников до сих пор вызывает во всем нормальном обществе чувство отвращения, моральной и правовой катастрофы.

Вторая, пока наиболее крупная, волна – это книги о репрессиях периода сталинщины. Можно сказать, что серию открыла книга Сергея Мельгунова "Красный террор в России", изданная в 1924 году в Берлине, а потом неоднократно переизданная уже у нас. "Один день Ивана Денисовича" и "Архипелаг ГУЛАГ" Александра Солженицына, "Дети Арбата" Анатолия Рыбакова еще не самые страшные произведения, есть еще "Колымские рассказы" Варлама Шаламова, "Крутой маршрут" Евгении Гинзбург, "Московская сага" Василия Аксенова, "История одной зечки" Екатерины Матвеевой, и Петра Якира "Детство в тюрьме", Льва Копелева "Хранить вечно" и "Утоли моя печали", "Зекамерон ХХ века", документальный роман Кресс Вернон, и многие другие. Таких книг тысячи, в том числе в украинской литературе, взять хотя бы "Тигроловы" и "Сад Гефсиманский" Ивана Багряного, "Мои показания" Анатолия Марченко и "Письма" Вячеслава Черновола, "Долгая дорога домой" Нури Халилова, или одна из последних – сборник Николая Старовойтова "Репрессии против поляков Луганщины в годы сталинского террора".

Сейчас же начинает разворачиваться уже третья волна, которая еще только набирает силу и будет становиться все шире – книги о новых политических судебных процессах в России, связанных с аннексией Крыма и российской войной на Донбассе. Как, например, книга Станислава Асеева "В ізоляції", книга российского адвоката Николая Полозова о преследовании участников митинга 26 февраля в Симферополе и некоторые другие. И нет сомнения, что подобные книги еще напишут большинство из тех, кто сегодня томится в российских застенках.

В число литературы третьей волны входит и книга "Подняться после падения" Геннадия Афанасьева, который был арестован в первые недели аннексии Крыма в 2014 году как "террорист" из-за того, что участвовал в организации курсов первой медицинской помощи в бывшем театральном центре "Карман", а позже его дело было присоединено к делу "группы Олега Сенцова". Афанасьев, как известно, был обменян украинской властью одним из первых. Книгу в серии "Военные дневники" с разрешения обладателя авторских прав "Радио Свобода" издало Харьковское издательство "Фолио".

Где берутся тюремщики?

После чтения книг третьей волны бросается в глаза характерная особенность, которая и до сих пор, после десятилетий судебной и пыточной практики, знакомой нашим людям в подробностях из огромной литературы, остается психологически непостижимой для нормального человека: каким образом формируется личность тюремщика?

Читайте также: Юнус Машарипов стал новой жертвой российской карательной психиатрии в оккупированном Крыму

Во-первых, никто же на школьных уроках литературы в сочинениях на тему "Кем я буду, когда вырасту" не пишет, что мечтает стать тюремщиком, надзирателем или "коридорным", и даже начальником тюрьмы, да даже и министром внутренних дел, не признается, что мечтает видеть людей раздавленными тюрьмой и неволей и, главное, участвовать в этом деле. Почему же люди идут в тюремщики?

Во-вторых, почему появляются люди, которые избрали своей профессией избиения и пытки арестантов? Можно ли себе представить, что такой человек, утром, уходя на "работу", нежно целует на прощание свою мать и жену, гладит по головкам детей и напутствует их быть в школе послушными и хорошо учиться, а потом, придя на работу, то есть, в тюрьму, становится зверем, избивает смертным боем подследственных, пытает их электрическим током, противогазом и отравляющими газами, паяльником, подвешивает к потолку за руки, связанные за спиной, притом, отлично зная, что все это только затем, чтобы человек сознался в том, чего он не делал, чтобы он оговорил себя и товарищей? А потом, выйдя после работы за пределы тюрьмы, он опять становится примерным сыном, нежным мужем и любящим отцом? Возможно ли такое? Можете ли вы понять, как это происходит и как это сочетается?

А с другой стороны, получается парадокс, что при таком огромном вале тюремной литературы, написанной бывшими подследственными и заключенными, совершенно нет литературы, написанной тюремщиками, сталинскими следователями, или теми, кто по их повелению пытал невиновных, лишая их здоровья, кто убивал и расстреливал. Почему? Нет литературного таланта или совесть не чиста?

В-третьих, после развала Советского Союза из тюрем уже были выпущены все узники совести, и постепенно Союз при Горбачеве, а потом Россия ельцинская очистилась от скверны политических процессов. Так как же это произошло, что политические суды, карательная психиатрия, внесудебные приговоры и политические убийства, жесточайшие пытки и преследование неугодных возвратились в практику в России путинской? Как себя чувствует российский "Комитет против пыток", если пытки процветают? Именно в последние годы широко распространился анекдот о том, чем отличаются пытки в гестапо и в нынешней России: тем, что гестапо во время пыток пыталось узнать, как было на самом деле, а в России сейчас применяют пытки для того, чтобы человек признался в том, чего на самом деле не было.

И, в-четвертых, почему российское общество это терпит? И будет терпеть, пока не наступит грандиозный девятый вал такой литературы? Так по силе и численности особенно второй, но, по сути, каждый из них равен девятому валу. Как и нет уверенности, что к тому времени в тюрьме и под пытками не окажется уже все общество в целом. Ведь по логике вещей получается, что если бы сталинский режим не отнял у общества миллионы жертв, то сколько бы добрых дел эти миллионы могли сделать? Сколько заводов и фабрик они бы построили, сколько научных открытий они бы сделали, как бы они двинули вперед ту страну, которая ни за что истекала кровью своих лучших граждан в тюрьмах и на каторге? Разве для того, чтобы провести индустриализацию нужно было репрессировать, ломать судьбы и убивать миллионы людей? Это правда. Но правда и в том, что эти все люди, будь они свободными, не потерпели бы у власти тирана Сталина, они бы поставили во главе такой страны более грамотного и более прогрессивного руководителя. Получается, что ради сохранения власти одного тирана Россия понесла такое количество жертв и потеряла для развития весь ХХ век?

Читайте также: Будете "русскими" или умрете: наглядный урок для всех украинцев

Сегодня фактически Россия совершила логический круг от известного "Дела Петрашевцев" 40-х годов ХIХ столетия, когда множество пытливых и умных людей, в том числе и Федор Достоевский, всего больше ста человек, были осуждены (сам Петрашевский пожизненно) просто за то, что собирались и обсуждали насущные вопросы развития общества. Причем, приговор был исполнен с наивысшей долей иезуитства и циничности. 15 человек, приговоренных к расстрелу тайной следственной комиссией, а затем помилованных Николаем I, сначала провели через процедуру имитации расстрела, а только потом зачитали указ о помиловании. Некоторые из осужденных при этом потеряли рассудок. И до нынешних крымских дел по так называемым участникам "Хизб ут-Тахрир", которых также осуждают за разговоры – по итогам негласных прослушек и доносов "тайных свидетелей" за то, что они собирались и обсуждали разные противоречия, существующие в обществе. Цинизм нынешний состоит в том, что участникам шьют терроризм и, что вообще смешно, намерение захвата власти, хотя никаких доказательств этому нет, при этом приговаривают к несусветным тюремным срокам. И на практике получается, что те, кто действительно захватил власть в Крыму, судят и обвиняют в этом тех, кто ни о чем подобном и не думал. Сегодня в Крыму, таким образом, без отцов уже осталось около 200 детей. И многие из их родителей принуждены проходить тот путь, который описал Афанасьев в своей книге.

Книга, которую страшно читать

Книга Афанасьева из тех, которые страшно читать, поскольку в ней, кроме обычных арестантских, судебных и тюремных перипетий описаны и применяемые в России методы следствия – психологическая и физическая ломка людей, пытки и издевательства тюремщиков. Автор подробно описывает, как пыточные специалисты, присланные в Крым из Москвы, шили ему дело о терроризме и жестокими пытками вынуждали подписывать сочиненные ими свидетельства о терроризме "группы" Сенцова, как ни тюрьма в Крыму, ни СИЗО Лефортово не сломили в нем остатки чувства человеческого достоинства и, собрав в кулак оставшееся мужество, на суде он отказался от показаний, данных под пытками.

Геннадий Афанасьев подписывает свою книгу "Подняться после падения" (Киев, 2018 год)

Книга Афанасьева – это и эмоциональный человеческий документ о страшных испытаниях тюрьмой, которое сегодня вынуждены проходить многие крымчане, попавшие в жернова российских репрессий, и точное правовое свидетельство для суда над организаторами этого массового нарушения не только прав человека и международного права, но и почти всех законов самой России.

Афанасьев подробно описывает пытки и издевательства на этапе "следствия", нравы тюремщиков, в том числе в Лефортово, которое автор характеризует как "брат-близнец Лубянки, переродок гестапо, клон Гуантанамо", в других тюрьмах и зонах России, механизмы коррупции российской вообще и тюремной в частности, приемы психологической ломки, применяемые следователями и тюремщиками, тонкости и хитрости тюремного быта и тюремной стратегии выживания, работу Общественных наблюдательных комиссий, хитрости "подсадных уток" и других сокамерников, издевательства конвойных в Москве над нерусскими заключенными, особенно из Украины, республик Кавказа, тяготы этапов и испытания северных тюрем России. Это все нельзя пересказать, это надо прочитать самому, чтобы лично прожить этот ужас и катастрофу. Эта книга по значению близка к повести "Один день Ивана Денисовича" или "Щ-854", как она называлась вначале, но для большей схожести надо, чтобы она была напечатана в "Новом мире", вот только не видно в России нового Александра Твардовского. Да и тогда это вряд ли всколыхнет нынешнее российское общество.

И вот почему. Афанасьев описывает случай, когда его следователь угрозами уже пережитых пыток (противогаз, отравляющий газ, паяльник) принудил его зачитать перед телекамерами телеканала "Россия-1" заранее написанный текст о его "террористической деятельности". Это было сродни тому, как российские журналисты записывали интервью-допрос украинских патриотов, попавших в плен захватчиков на Донбассе. Запись таких "интервью" – нарушение всех правил и норм работы средств массовой информации. Российские журналисты этого не знали? Они сознательно шли на профессиональное преступление? Они сами подневольные, рабы власти, и не могли не согласиться транслировать россиянам явную ложь? Какой бы ни был ответ, все равно остается еще один вопрос ко всем телезрителям России – а они разве не видели, что интервью ложное и подневольное? Они поверили ему? Осознают ли россияне, что там, за стенами тюрем, рядом с которыми в своих городах они ходят и ездят ежедневно, укрылся от общества совсем другой, ужасный мир, мир пыток и издевательств, мир, в котором действуют не законы, а политические установки, мир, где человек и его жизнь не представляет никакой ценности, они всего лишь материал для политических фальсификаций? Разве так можно жить?

Підписуйся на сторінки UAINFO у Facebook, Twitter і YouTube