Хотя апологеты постмодерна объявили о том, что время теперь не имеет значения, все же оно стало еще более ценным, дефицитным, связанным и скомпрессированным. Внезапно, за десять лет, время приобрело другую цифровую пульсацию: оказалось, что расстояние между наносекундой и зептосекундой бесконечно и неизмеримо.

Разрушение измер, а вслед и дезориентация ценностных «весов» – главный признак меняющегося мира. Все лгут, потому что измеряют мир, как могут. При этом точка стояния невыраженная и блуждает в лабиринте подогретых рекламой и пропагандой желаний. Это кочевание между центрами ценностей слабость и, одновременно, преимущество для будущего. В этом почва для информационных диверсий и информационных открытий.

Мы, в Украине, по архаичной старинке ведем себя так, как будто Вечность дала нам фору в тысячу лет. Пренебрегаем тем знанием, что в постмодерне нет уютной провинции, где можно переждать бурю перемен – перемены придут сразу и одновременно к каждому и сразу. В этом и есть момент разрушенного таймлайна – это недостаток, но в то же время возможность появляться альтернативе в каждой точке тела событий – это пьянящее и манящее возможностями состояние постмодерна. 

В мире каждую секунду потребляется 1000 баррелей нефти в секунду, выпивается 2000 тонн пресной воды и некоторые общества с тревогой смотрят не в телевизор "останкино", а на секундомер, который отсчитывает последние минуты ресурсного индустриализма, отсчитывает последние мгновения сытого и жестокого железного века. Деградация индустриализма делает нас бесчувственными к новым настройкам. Древние и поседевшие дети, обиженные на свои игрушечные творения вызверились и напали, каждый на свою противоположность. 

Все, за что цепляется московская империя в Донбассе, все, что находит отклик в сознании масс пролетариата восточных городов - имеет корни в эпохе циничного, безжалостного к природе и человеку ресурсного индустриализма, достигшего своего момента величия при Сталине. Мы ведем себя так, идем на войну так, верим в победу так, как будто только вчера Богдана Хмельницкого похоронили. Нет, это не отсталость - это наивность и долгий плен в тюрьме собственных мифологем. Византийские сироты, которых показательно опекал, а по ночам насиловал маньяк в боярской шапке.

Московия не оправдывает руину 2.0 в Украине – причины внутри, в одном гробу с Шевченко и Вальдемаром Великим. Мы заимствовали форму европейского индустриализма, оставив православную суть и смыслы в основе мировоззрения. Это многое объясняет. Например, почему праворадикальные российские диверсанты, нашли опору в традиционалистском и принципиально левом Донбассе. Например, почему клептомания, неприемлемый порок в индустрильных процессах, обставлялась бандой советских бюрократов и урок с царьградской пышностью. Почему на Донецк наступает засуха, а по прежнему вовсем виноваты фашисты. Почему царь живет в умах, отдельно от добавочной стоимости.…Сотни «почему». 

Украина внезапно оказалась в центре мира и явилась, как феноменальный носитель двух функционалов, разорванных экстремумом в одной четверти координат – древняя степная вольница и рабская пассивность средиземноморских империй. Украина двойное зеркало, в котором Европа и Россия увидели свое неискривленное культурным самолюбованием отражение.

Наша война – это расставание жертвенного ребенка и византийского насильника. Наша война – это поиск важных ответов, на важные вопросы. Мы решили, что наилучший способ практиковать путь – это насилие и коллективный марш. Мы решили, что битва за будущее закончится разрушением новейшей истории. Правы мы или нет – никто не узнает. Ветер постмодерна усиливается и обещает новое будущее.