Люди, которые ходят по улицам, и которые ездят на автомобилях - это, на самом деле, два совершенно разного вида биологические существа. И они друг с другом практически никак не пересекаются, и не связаны. У них совершенно нет общих тем для разговоров. Потому, что одни говорят только про резину и тосол и каско, а вторые рассуждают о метафизике и конструктивизме, и смотрят на первых, как на идиотов и быдло.

Те в ответ тоже смотрят на них, как на насекомых, и называют их презрительно "безмашинные". Для них это самая крайняя степень человеческого падения и деградации, когда человек ездит на метро и ходит пешком. Это такое унижение, хуже которого сложно чего-либо вообразить: пожелать человеку ездить на маршрутке.

И они друг с другом, как – средневековый рыцарь на коне, в доспехах, и простолюдин, который ему тропинку в лесу уступает. Когда он едет на своей машине, то люди, которые там ходят, для него, как кошки. И их можно грязью спокойно облить, чтобы колесо по ровному месту проехало. Из других людей он замечает только тех, которые тоже едут. И больше никого. Пешеходов он не давит не потому, что им больно сделается, этого он уже не осознает, а для того, чтобы краску на капоте не поцарапать, и фонарь не разбить. Поэтому он и машину ставит на прикол у подъезда так, чтобы другие машины могли разъехаться, а не так, чтобы человек прошел, или там, женщина с коляской. Об этом он даже не задумывается, потому что уже этого не понимает.

Иногда, в силу неведомых причин, ему приходится быть пешеходом, и это очень тяжело им переносится. Такое чудовищное раздвоение личности. Потому, что когда он двуногий, то втыкает в уши музыку и слушает Бетховена и Малера. И замечает кругом птичек и осеннюю листву, и в душе проявляется недоступная автоводителю слабость и малодушие. И не шее у него шарфик, а на голове шапочка, и он почти как хипстер. И он начинает догадываться, что всё - суета сует, и преходяще. И немножечко счастлив от такой своей ебанутости. А когда садится в автомобиль, говорит "ага!", и выкидывает Малера, и включает шансон, и преображается. И его руки и ноги прирастают к деталям, и он становится будто древнегреческий кентавр, одно целое. И он кричит "поехали!", как Гагарин, и уже совсем не пешеход, а другого биологического вида животное.