Все ждут инаугурацию Дональда Трампа как момент истины. Считается, что именно после нее мы услышим все то, что оформит архитектуру будущего. И мы традиционно упускаем главное: важно не только то, что произнесет Дональд Трамп, но и то, что он услышит в ответ, пишет Павел Казарин специально для "Крым.Реалии".

Атмосфера "замершего ожидания" роднит самые разные страны по всему миру. Все видели Трампа-бизнесмена, Трампа-кандидата в президенты, но никто не знает, каким будет Трамп-политик, потому что новый президент США никогда политикой не занимался. У него попросту нет никакой "истории" в этой сфере, которую можно было бы анализировать. А потому все под микроскопом разглядывают его кадровые назначения, пытаясь из этих карт сложить хоть какой-то непротиворечивый пасьянс.

Однако все это напряженное ожидание его первых шагов выглядит несколько наивным. Во-первых, потому что это именно первые шаги и первые слова. Любой политик естественным образом эволюционирует, и новый президент США – не исключение. А, во-вторых, важны не только его программные заявления, но и реакция на них.

Читайте также: Професійні пророки віщують реальну політику

Понятно, что для Украины, в первую очередь, важна позиция Белого дома по вопросу Крыма и Донбасса, отношений с Россией и судьбы санкций. Все боятся того, что Вашингтон предложит Кремлю некую формулу компромисса, в рамках которой проблему украинского востока решат закрыть за счет Киева. Например – продавив легализацию боевиков и босниизацию конфликта.

Но в том и штука, что администрация Трампа может искать любую формулу компромисса с Россией. Но не менее важно и то, как сама Россия отреагирует на эту формулу.

Бывший главред российского телеканала "Дождь" Михаил Зыгарь в своей книге "Вся кремлевская рать" пишет, что восприятие мира обитателями Кремля весьма специфично. Что профессиональная деформация выходцев из спецслужб никуда не делась, а лишь усилилась за годы, проведенные ими во власти. И если в первые годы своего президентства Владимир Путин еще считал, что может находить компромиссы с западом, то после второй половины "нулевых" сама идея компромиссов стала казаться ему пораженческой.

"Когда Муаммара Каддафи убили, Путин разозлился еще сильнее. Его возмущало, прежде всего, вероломство Запада. Пока лидер Ливийской Джамахирии был антизападным изгоем, его режим был крепок. Проблемы начались у него лишь тогда, когда он пошел на уступки, признался во всех грехах, выплатил компенсации родственникам жертв взрыва над Локерби. Он вышел из-под санкций и даже принимал участие в саммите G8 в 2009 году в итальянской Л'Акуиле (в качестве председателя Африканского союза), где ему жал руку даже Барак Обама. Однако оказалось, что за излишнее повиновение и сговорчивость он и был наказан. Ровно в тот момент, когда Каддафи открылся и доверился Западу, ему нанесли удар в спину. Пока Каддафи был изгоем, его не трогали, а как только он попытался стать прозападным и послушным – его не только свергли, но и убили на дороге", – описывает Зыгарь витающие в Кремле настроения.

Читайте также: Спільна відповідь російській загрозі – якою вона має бути

В этом и состоит особенность новой реальности. Политика – это всегда искусство договоренностей и уступок. Но только не тогда, когда уступка изначально воспринимается как проявление слабости и пораженчества. Люди – не калькуляторы: их личные фобии, амбиции, представления о мире точно так же сидят за столом переговоров. Именно эти амбиции и фобии стали причиной аннексии Крыма и вторжения на Донбасс – просто потому что кремлевские руководители решили, что Майдан – это спецоперация Запада против России, на которую нужно ответить. И точно так же они снова и снова будут вносить коррективы в систему принятия решений, которая царит в современной Российской Федерации.

Администрация Трампа вполне может предложить компромисс Москве. Но не факт, что в Кремле расценят это предложение как компромисс.