У меня начались панические атаки. Это произошло, когда знакомый рассказывал, как они приехали тестировать новую сборочную линию и их поставили на несколько часов на сборочный конвейер. Он в красках расписывал все подробности работы на бесконечной ленте с 8 до 17 с ящиками одинаковых деталей и одинаковыми операциями. Я примерил это бытие на себя и почувствовал сильный приступ клаустрофобии. У меня было чувство, что в темной пещере меня завалило камнями. Видимо, удар пришелся в самую тяжелую фобию моего детства: всю жизнь проработать на заводе за копейки.

Я не боялся ни темноты, ни собак, ни змей. Я боялся завода. Боялся вставать до рассвета в ледяной комнате. Заходить в туалет с аккуратно порванной на прямоугольники газетой. Умываться в общей умывалке. Выходить из общежития в темноту. Идти в толпе через проходную. По звонку становиться к станку. До обеда делать одни и те же детали. Обедать за талоны в кафельной столовке. По звонку становиться к станку. До звонка делать одни и те же детали. Идти в толпе через проходную. Заходить в убогий гастроном. В темноте возвращаться в общежитие. Готовить на общей кухне.

Читайте также: Будущее бизнеса записано не в Книге Судеб, а в записной книжке – предприниматель

Смотреть телевизор в «своей» комнате. Засыпать на диване-пианино. Вставать до рассвета. Умываться в общей умывалке. И так по кругу, до дня смерти. Я видел, что так живут рядом со мной многие взрослые. И это стало настоящим кошмаром моего детства. Я не хотел так жить. Вы заметили, что в нарисованной мной картине нет места семье: живя такой жизнью, ты не имеешь права заводить семью. Потому что такая жизнь страшнее смерти.

Знакомый, рассказывавший мне свою историю как веселый анекдот, озадаченно замолк, когда увидел, что со мной происходит. Он спросил, что случилось. Я ответил. Он был обескуражен. «Нет, там все не так плохо, – сказал он, – ты не понял. Они не чувствуют себя некомфортно там. Наоборот. Они чувствуют себя отлично, весь день просто вкручивая одну и ту же гайку на одно и то же место. Конвейер не мешает им жить. Наоборот, он снимает неприятную необходимость думать и принимать решения».

Великое дело – парность случаев. В тот же вечер я дошел в мемуарах Форда, которые тогда читал, до его слов о том, что 95% людей абсолютно не напрягаясь и без ущерба для психики могут годами работать на конвейере, бесконечно производя одну и ту же операцию. Главное, чтобы конвейер был эргономично организован, рабочий день правильно сконфигурирован, а работник знал о своем социальном обеспечении и гарантиях: пока он крутит гайку, младшие в яслях, средние в саду, старшие на кружках, в холодильнике еда, в пенсионный фонд капает, дом выплачивается, на колледж старшему пополняется счет, здоровье застраховано, профсоюз отстаивает интересы. Почему бы и не крутить гайку?

Давно не веря в совпадения, я расценил две истории о ненавистном мне конвейере за один день как месседж о том, что мне нельзя останавливаться на пути к моим целям. Тем более, что далее Форд писал об оставшихся 5%: вот уж кто не приспособлен к конвейеру абсолютно. Это творческие люди, новаторы, творцы, руководители. Таких Форд ставил белыми воротничками, причем не отказывал себе в удовольствии набирать на руководящие должности на производственном предприятии л ю д е й  и с к у с с т в а. Непонятная нам с нашей советской наследственностью логика, но именно они и были наиболее креативны и эффективны.

Читайте также: Привычки, которые приводят человека к бедности

Два образа мышления, два типа людей, люди конвейера и управленцы в лучшем из смыслов этого слова, и снова все то же соотношение: 95% к 5%. Точно как в соотношении людей, готовых мириться с тем что есть, и способных добиваться лучшего, чего они, по их мнению, достойны. Точно так же, как в соотношении тех, кто никогда не станет миллионером и тех, кто способен на это. Всегда 95% к 5%. 

Всегда.