Украинская дискуссия о будущем – это спор о том, можно ли "срезать дорогу" в попытке догнать другие страны Европы.

Весь двадцатый век был эпохой краха империй. Они распадались на национальные государства. Национальные государства конструировали свои собственные мифы. Создавали государственные атрибуты. Придумывали для себя новую интерпретацию истории. Некоторые из них затем вновь угодили в состав империи – как страны Балтии – но эти десятилетия "самопридумывания" стали точками невозврата. Которые не смогла обнулить даже советская оккупация.

Но все эти процессы Украины не коснулись. Весь двадцатый век наша страна провела в статусе имперской колонии. И окно возможностей для национального строительства открылось для Киева лишь в 1991 году.

К этому времени у наших соседей уже давно исчезли вопросы о том, кто они и зачем. А Украине выпало окунуться в споры о самой себе с опозданием в сто лет. И главная дискуссия теперь сводится к тому, может ли страна перепрыгнуть через несколько лестничных пролетов – или должна последовательно прошагать каждый.

Читайте также: Малоросійщина та сватизація України є чи не найвірогіднішим сценарієм розвитку подій – Волошина

Британский социолог Бенедикт Андерсен в восьмидесятые годы определил нацию как воображаемое сообщество. Воображаемое – потому что члены сообщества не знают друг друга лично и "образ их общности" живет лишь в их сознании. Нацию делает нацией коллективный миф – схожее представлении о собственной истории и героях, ценностях и символах. Нация рождается в тот момент, когда начинает себя "воображать". И умирает – когда ее представление о самой себе вытесняется интерпретацией, навязанной извне. Альфа и омега – не территории, а то, во что верят и во что не верят люди, живущие на ней.

Украина начала себя "воображать" сравнительно недавно. Этот процесс усилился после того как российское вторжение заставило каждого ее гражданина определяться с ответом на вопрос, кто он и зачем. Но вслед за этим украинское общественное мнение вновь оказалось расколотым.

По одну сторону баррикад оказались те, кто стремился окружить страну символическим частоколом. Новой идеологией, эстетикой и этикой. Те, кто аплодировал появлению самостоятельной церкви и суверенной версии истории. Те, кто радовался сносу советских памятников и переименованию улиц. Они кивали на опыт соседних стран и говорили о том, что конспекты госстроительства уже готовы, и не стоит изобретать велосипед.

Их оппоненты твердили о том, что эти рецепты безнадежно устарели. Что все это – не более чем архаика столетней давности. Что коллективные идентичности вторичны – и что наднациональные права человека важнее любой национальной мифологии. С их точки зрения, современное человечество придумало куда более универсальные подходы для государственного общежития – и нет смысла цепляться за конспекты эпохи Пилсудского и Маннергейма.

Читайте также: Тиснуть на українське: тривога за гуманітарну сферу зростає щодня

С ними сложно спорить – потому что современный мир и правда успел выйти за рамки привычных границ. Западная цивилизация выглядит пестрой, сводобной и мультикультурной. А традиционные контуры "воображаемых сообществ" порой смотрятся как насилие над персональной свободой.

Если бы не одно но. Все, что нам нравится в современной мире – выросло на фундаментах национальных идентичностей. Все, что нам по душе – продукт тех дискуссий, в которых Украина не участвовала. Прежде чем объединиться – западные "воображаемые сообщества" успели размежеваться и договориться о самих себе.

Кому-то может казаться, что современный западный мир стал таким привлекательным вопреки своему недавнему прошлому. Хотя, вполне возможно, что он стал таким лишь благодаря ему.

Підписуйся на сторінки UAINFO у Facebook, Twitter і YouTube