Я немножко сломалась вчера.

Я не сломалась 18-го, когда казалось, что Майдану конец. Когда горел Дом Профсоюзов, а горстка защитников Майдана раздувала костры, удерживая тот небольшой пятачок, что остался от Майдана.

Я не ломалась, когда мои дети шли - кто под пули, кто в огонь, а я тем временем таскала коробки с медикаментами и не имела даже минуты, чтобы помолиться за своих детей. Я не ломалась, глядя как отстреливали ребят на Институтской.

А вчера немного сломалась.

Со мной были ребята из Самообороны - так я вам говорю, эти ребята, за время боёв Майдана увидевшие столько крови, столько они не видели за всю свою жизнь - слегка сломались тоже.

Рассказать почему?

Я расскажу.

Если получится.

Мой рассказ будет нервным и сбивчивым, и в нём не будет ответов - только вопросы.



Всё это выглядит красиво, ребята - страны, полные восхищения Майданом и сочувствия к Украине, потерявшей (и теряющей) сыновей - эти страны присылают самолёты, забирают раненых, лечат их за свой счёт...

... на самом деле всё проще.

Поляки забрали раненых. Чехи забрали. Сколько смогли. За сколько взялись. Потому что за очень тяжёлых они и не брались. И это понятно. Не все были транспортабельными, не всё лечится в Польше.

Дальше начали говорить о Германии и Австрии. Как начали, так и закончили. На месте ребята. Никто их ни в какую Германию с Австрией не везёт. То ли потому что предложение забрать раненых как-то само собой затихло после объявления Россией войны. То ли из-за закрытых воздушных путей. Ну, тоже вследствие войны.

Израиль? Израиль тоже как бы непрочь помочь нашим раненым. Но, естественно, за деньги. И шо? И усё. И бегают волонтёры, сбиваясь с ног, пытаясь оформить документ человеку - потому что паспорт его разнесен в клочья пулей, новый паспорт делают по месту жительства, потом передают на Киев, потом его сдают в посольство, потом переводят на иврит...... а человек держится. Пока держится. Но когда-то же силы заканчиваются.

Так что вчера Небесная сотня получила в список ещё одного человека. И двоих срочно отправили в реанимацию. Почему? Я не знаю. Возможно, потому что руки надо было помыть заскорузлой перевязочной медсестре (цит) - и не было бы перитонита у одного из них. Или следить надо было за парнем с раздробленным тазом, позвоночником, разбитыми внутренними органами - и не возникло бы воспаления.

Или потому, что Больница наша Скорой Помощи - это клоака известная. Там золотые руки у врачей. Там умеют делать филигранные операции. Там опыт хирургический - мама-не-горюй. И всё. Сделали операцию - и забирать, и увозить подальше, хоть на реанимобиле, хоть на вертолёте - в любую другую больницу, где пусть не так удачно оперируют, но умеют ВЫХАЖИВАТЬ больных!

Нашим раненым - любое лекарство. И это так и есть. Любой вид обследования нашим раненым.Наши раненые не голодны. И не обделены вниманием.

Просто их лечит наша медицина. Наша прекрасная - ужасная медицина. Которая умеет делать филигранные операции - и при этом совершенно не умеет ВИДЕТЬ больного, пока эти визоры им не протрут бумажками с портретами видных украинских деятелей - Григория Сковороды, Леси Украинки и Тараса Шевченко.

Вы спросите - а как же волонтёры? Куда же смотрят волонтёры? Ну, что я вам скажу за волонтёров, кроме того что волонтёры - это просто волонтёры. Десяток бездельников внизу, около приёмного покоя, уютно устроившись в выделенном им кабинете - и одна-двое-трое женщин на этажах. Женщин, уже давно сбивающихся с ног. Женщин, делающих реальный подвиг - но где же взять силы?

И рыдающие мамы. Мамы, терпеливо ждущие, когда же их сыновей отправят хотя бы в Польшу - но многие ещё верят в Германию и Израиль. Эти бойцы, эти раненые ребята - они тоже ждут. Они терпеливо ждут, и это напоминает Майдан. Мы тогда три месяца терпеливо ждали, надеясь, что верхушка Майдана решит вопросы протистояния - пока ждать уже стало невмоготу, Майдан пошёл в бой и победил.

Мне говорят - спокойно, Майдан-СОС работает. Я киваю. Мне говорят - спокойно, система больничной варты работает, мы контролируем. Я киваю.

Я киваю, зная, что сейчас надо молиться, чтобы совпали абсолютно все пункты:

- чтобы спонсор в Израиле включил в круг своего спонсорства, например, Рому и Артёма
- чтобы сука-Путин отвёл свои войска, и открылись бы воздушные коридоры, ну блин, ну нам же раненых вывозить, ну почему этот вопрос не поднимается на уровне Красного Креста
- чтобы успели перевести на иврит все документы раненых, потому что без этого Израиль их не примет
- и главное - чтобы ребята пережили эту ночь.
ещё одну ночь...

Мама бойца стоит рядом. Мы киваем вместе. Мама эта пережила такое, что не дай Бог пережить каждой маме. К маме подходит психолог. И начинает уверенно и напористо вещать мантрами:
- Успокоились! Вдохнули-выдохнули. Мы сильные женщины. Мы знаем, что всё будет хорошо. Ваш сын герой, за него молится вся Украина. Это прекрасная больница, вашего сына спасут.

Мама слушает удивлённо. Что ей толку, что она сильная женщина и за её сына молится вся Украина, если она видит, что Украина не может решить простой вопрос - перевезти её сына в другую больницу?

Потому что уровень этой прекрасной больницы мама уже тоже прекрасно знает.

Вы скажете - так, хватит слов. Это вода, ты скажи, что реально сделать? А я не знаю. Я сейчас снова еду туда. Потому что мы вчера, пока психологи и волонтёры вещали мантрами, успели напоить ту бедную мать, стоящую под реанимацией, чаем и заправить ей телефон. Она стеснялась попросить об этом, а никто не догадался.

Возможно, потом мы поедем в другую больницу. Куда мы уже неделю не можем пробиться, наталкиваясь на плотную стену волонтёров. Волонтёров, которые на вопрос «Чем помочь?», объясняют, что нужны только деньги.

- Зачем деньги? - спрашиваем мы.

- Для закупки лекарств. - отвечают нам.

- Каких лекарств? Любые лекарства вы можете получить на складе Майдана. Достаточно послать запрос.

На этот вопрос нам не отвечают. Волонтёры начинают кричать и обвинять нас в провокаторстве. Хорошо, окэй, тогда скажите нам, сколько же у вас раненых. Не говорят. Задумавшись, подсчитывают - и говорят приблизительное количество. В разные дни это количество колеблется от двух до двадцати. Хорошо, вы можете назвать их фамилии? Не могут. По той причине, что раненые сами этого не хотят. Раненые прячутся, вы же сами понимаете...

Не понимаем. Нигде уже никто не прячется. Все раненые, измученные, конечно, журналистами и посетителями - но уже не скрывают ни своих фамилий, ничего. А в этой больнице все не хотят. Все прячутся, надо же. Все - от двух человек до двадцати. Мы так и не поняли, сколько их там.

Какая странная больница, вам не кажется?
Какая странная волонтёрская группа - а?

Мы просим проверить эту больницу и эту волонтёрскую группу. Мы просим уже несколько дней. Хорошо, если там действительно лежат секретные раненые - мы поднимаем руки и удаляемся.
(оставаясь в недоумении - зачем деньги? Зачем просить деньги, если Майдан сейчас снабжает раненых любым препаратом по запросу?)

Ну вот наконец проверяют. Подождём результат.

Далее нам ехать на Майдан. Там нас ждёт встреча с одной сотней. С которой нас познакомили вчера. И это будет отдельный разговор, и там будут новые вопросы.

Это даже не сотня. Это двадцать четыре человека, которые стоят на Майдане уже третий месяц. И мало кто о них знает. Я знала, что они приехали в декабре. Я грелась у их бочки.
Потом я о них забыла. Я вообще думала, что они уехали. А они, оказывается, никуда не уехали. Просто их палатка заставилась другими палатками, и мало кто на них наталкивается, пробегая по Майдану. Просто они не настолько напористые, как другие сотни - и у них до сих пор перебои с продуктами и сигаретами, с обувью - и кстати, в бой они шли без бронежилетов.

Это грузины. Это грузины, стоящие на нашем Майдане третий месяц. Двадцать четыре человека. На нашем Майдане. За нашу свободу. А мы о них не знаем. 

Нет, кто-то, конечно, знает. И какие-то журналисты к ним пробились. Наверное.Но я таких материалов не видела. А вы? Буду благодарна за ссылку.

Знаете, вчера, когда они мне надиктовывали список потребностей - а что там надиктовывать, я и так знаю этот список, он одинаковый для всех - мне было стыдно. Мне было так стыдно перед этими парнями и старшими мужчинами, что слов нет. Я попыталась найти слова. Я попыталась извиниться. Я знаю, что Грузия потеряла двоих, они погибли на Майдане. Ну какое право я имела забыть о них, не знать о них?

Мы забываем. Мы очень быстро забываем о тех, кто не умеет или не может громко кричать о себе

Пока писала (полночи и утро))) - выстроила потребности

1. Грузинская палатка.

Находится между глобусом на шпиле и сценой. Рядом с мальтийцами.
Парням бы надо принести горячей домашней еды. Кто живёт недалеко или может привезти?
Подсказка - ещё грузины очень непрочь откушать сладкого. Конфеты Рошен предпочитают.
:)
Остальное по надиктованным нуждам я им привезу.

2. Первая больница, Красный хутор.

Стоит подойти в волонтёрский пункт, поузнавать - кто лежит там из раненых, сколько их, какая нужна помощь.
Послушать, что ответят.

И последнее - заметьте, я никого конкретно не обвиняю.
Пока что.

Имею ли я право обвинять, в случае чего? Имею. И каждый из вас имеет это право.

Потому что мы на Майдане стояли в том числе и за это - чтобы каждый мог прийти в любую инстанцию и узнать - как решается тот или иной вопрос, куда пошли деньги, справляется ли человек с обязанностями, которые взял на себя?

Но этот каждый должен быть готов к тому, что и у него спросят - а как дела? А ты справляешься с обязанностями? А куда пошли деньги, которые я тебе дал на общее дело?

Поэтому сейчас отчёт. Он небольшой. Вчера-позавчера было не до покупок. Не успеваем. Нас таки небольшая группа.

 
Вчера ребята из самообороны, поездив с нами день, прозрели.

- И так каждый день? - спросили они.
- О, нет. Это был лёгкий день. Бывали дни потяжелее. - ответили мы и добавили - Два месяца. Два месяца, каждый день мы работаем так.

Поэтому ребята из Самообороны пришли к нам в помощь. Сейчас идут закупки одной группой. Мы - по больницам группой второй.