Уважаемые театралы, конферансье и балерины, создается впечатление, что Вам совершенно безразлично под каким флагом танцевать. Войдут фашисты, Вы вывесите аквафреши, двуглавых орлов на штандарты и будете крутить фуэте?

Не Ваши ли сыновья умирают, пока вы поете? Не ваших ли дочерей насилуют под звуки ваших скрипок? Не ваших ли матерей тянут за волосы по вечерним улицам, пока ваших отцов пытают в подвалах? Отчего же ваши голоса не охрипли от плача, отчего же ваши движения все также завораживающе хороши, будто бы в венах ваших течет не кровь, а музыка?

На днях произошло обыкновенное чудо – в Днепропетровском театре русской драмы им. М. Горького открылся 78-й концертный сезон Филармонии им. Леонида Когана.

Я признаюсь в любви дирижеру — Наталии Пономарчук. Она была похожа на шарнирную куклу. Движения ее были порывисты, будто музыка, которую она создавала делала ей по-настоящему больно. Так плачет кукла в шкатулке о неразделенной любви. Она была похожа на балерину! Только балерина рождается музыкой, а здесь музыка рождалась гримасой, улыбкой, жестом нашего дирижера.

Какие сильные у нас музыканты! Как они выдерживают всю махину, всю мощь музыки, которую они играют? Я хотела плакать, я хотела смеяться, я хотела умереть. А они нет — они стойко играли до последней ноты, аж до того момента, когда лавина звуков не затихла, превратившись в тишину.

Вот только мясника Дворжака я обвиняю в безсердечности.

Вступительное слово ведущего. У нее было все лето, чтобы продумать свое Слово. Каждый день лета умирал кто-то из наших парней. Каждый день кто-то плакал у его гроба. Но во вступительном слове, в блестках и улыбке этой женщины не было ни слова о войне. На этом празднике жизни о суетных смертях наших солдат тихонько напоминали только маленькая сине-желтая ленточка на пюпитре скрипача и кепка с Тризубом на голове моего друга-волонтера.

Я все ждала, когда же она скажет, что теперь время минуты молчания в память о каждом, кто своим телом прикрыл нас и дал нам возможность сегодня здесь выступить. Я хотела встать и крикнуть на весь зал: «Товарищи, минута молчания по павшим воинам!». Но я побоялась. Мне казалось, что меня тут же задушит безразличное шипение, недовольство, что я мешаю им жить.

Дворжак звучал беззаботно. Не верьте салонному Дворжаку – в его музыке нет боли. Она мимолетна, она скоротечна. Только он загрустит, сразу же увлекается проходящей барышней в симпатичной шляпке и забывает о смертях ваших сыновей. Я вспоминаю голубков Буше — вот они, вот они! Они беззаботны даже во время войны.

Но во втором отделении заиграл Сибелиус — я впервые в жизни увидела Финляндию, свободную Финляндию. Я услышала, как российские сапоги идут по нашим равнинам, услышала как перед важными разговорами на крымских балконах закрываются окна, я точно теперь знаю под какую музыку пробирается российская разведка по нашим лесам. Вот этот дядя точно знает музыку боли, тревоги. Кажется, именно в его нотах я сумела расслышать приближающийся триумф украинской армии.

Друзья-служители искусства, на концерте я вас рассмотрела так близко и теперь об одном прошу – не забывайте, что все культурные ценности делятся на три категории: 1) ценности, которые закапываются на местах, дабы не достаться врагу; 2) ценности, которые, вывозят во время эвакуации; 3) ценности, которые необходимо спасать любой ценой — даже ценой человеческой жизни.

Я Вам предлагаю уже сейчас провести ревизию в своем музее. Пронумеровать, что вы будете спасать в случае оккупации города, а что нет. Делайте зарисовки экспонатов. Возможно именно ваши наброски можно будет использовать как иллюстрации к обвинительным речам на следующем Нюрнбергском процессе. И настоятельно рекомендую – сделайте все, что от вас зависит, подставьте хрупкое плечо музыканта украинскому солдату, ведь только тогда ваша музыка сможет жить, только тогда ваша музыка станет вечной. Ведь самое страшное в каждом концерте – это момент, секунда, миг, когда музыка умолкает.