Региональная принадлежность для жителей Донецкой и Луганской областей всегда была важнее того, что они украинцы. И теперь им не нравится, что к власти пришли «чужие»

60 % населения Украины — это люди с неопределенным материальным статусом. Они вроде бы не бедные, но и к среднему классу их отнести нельзя. Малейшие потрясения в обществе — и они скатываются в бедность. Причем в бедность по нашим стандартам — 1 200 грн в месяц на человека. По стандартам жизни в странах ЕС — это уже крайняя нищета.

Особенность Украины в том, что даже люди с хорошими доходами у нас не застрахованы от бедности в будущем. Устойчивый средний класс — это ведь не только большая зарплата и приличная работа. Это еще и наличие “подушки безопасности” — собственность, сбережения в банках, востребованная специальность. У большинства украинцев такой “подушки” нет.

Некоторую защиту дает, правда, высшее образование. По статистике, такие люди, даже работая не по специальности, получают больше, чем представители рабочих профессий.

Украинцев становится меньше, потому что в течение последних 70 лет женщины рожают мало. Это общеевропейские тенденции, и осуждать за это глупо, но в Украине продолжительность жизни существенно короче, чем в странах ЕС, а потому для нас эти цифры тревожные. Сегодня на одну украинскую женщину приходится 1,5 ребенка, важно увеличить хотя бы до двух. Снижение рождаемости объясняется даже не кризисами, а тем, что украинские женщины образованны, востребованы на рынке труда, интеллектуальны, могут реализовать себя вне семьи. И, к сожалению, любые меры стимуляции рождаемости, такие как пособия, действуют по принципу “доза — эффект” и не приносят стабильного результата.

Социальные последствия конфликта на востоке Украины будут очень тяжелыми. Война и переселение — негативные факторы одного порядка. Оба процесса повлияют на состояние здоровья людей и режим смертности. Представьте: в Донбассе жили около 6 млн человек, и большинство испытали на себе стрессы, бедность и войну.

Сейчас переселенцам предлагают временное жилье и даже работу, но обычно не с той квалификацией, которой они обладают, и зарплатой, на которую рассчитывают. При этом траты у них выше, ведь приходится покупать едва ли не все необходимое для жизни.

Добавьте к этому не всегда доброжелательную реакцию местных жителей. В отличие от крымских переселенцев, донецких любят меньше. У многих примерно такая реакция: почему мой сын, муж, брат, должны воевать за них, а переселенцы здесь живут? Из-за этого в обществе может появиться разделение на “мы” и “они”. Это очень на руку России, так что если мы хотим пойти у нее на поводу, нет лучшего рецепта, чем и дальше демонстрировать, что восток Украины не ждут в Украине.

Опасно и то, что одними из первых из Донбасса выехали предприниматели. Именно прослойка малого и среднего бизнеса цементирует общество. В Украине она в принципе маленькая, а там совсем тонкая.

В Донбассе люди привыкли считать, что они кормят Украину, а индустриализацию путают с качеством жизни. На самом деле, по статистике, в Донбассе уровень жизни не отличается в лучшую сторону от остальной Украины. При этом потребление алкоголя там выше, чем в целом по стране, а уровень образования ниже. Мы с 1999 года считаем индекс человеческого развития в регионах Украины, и всегда Донецкая и Луганская области были на 26 м или 27 м месте, сменяя друг друга.

В обеих областях, а также в Крыму региональная принадлежность для местных жителей всегда была важнее того, что они украинцы. Во всех остальных областях Украины — наоборот. Сильная региональная идентичность сформировалась потому, что Донецкая и Луганская области заселялись дважды. Первый раз — сразу после революции, во время индустриализации. Второй — после Второй мировой войны, когда предприятия Донбасса вернулись назад после эвакуации. В обоих случаях регион заселялся преимущественно пролетариатом, ощущающим свое отличие от жителей близлежащих областей.

Пролетариат был главной силой советской системы. Поэтому сейчас их бунт — он не пророссийский, а просоветский. Люди считают, что Владимир Путин придет и наведет порядок. У них будет работа и хорошая зарплата, восстановят сбережения, которые сгорели в 1991 году, ну и колбаса по 2,2 рубля.

Одна часть страны почувствовала, что она проиграла другой, и испугалась. В Украине есть интересная закономерность — население региона думает о своей самобытности вплоть до отделения, когда власть в Украине воспринимается как чужая. Как только приходит “свой” президент, тенденции к сепаратизму уменьшаются.

Я специально смотрела данные социологических исследований за 2009 и 2013 годы. В 2009 году при власти еще Виктор Ющенко, и стремления к автономизации на западе страны резко снизились. В 2010 м президентом стал Виктор Янукович — и стремления к автономизации снизились уже на востоке страны, а на западе, наоборот, возросли.

Когда в Киеве власть была внезапно заменена, причем, будем честными, не совсем по процедуре, стремление к сепаратизму немедленно возросло. Например, сейчас, по предварительным данным, 40 % населения Донбасса не собирается идти на парламентские выборы в октябре. То есть они добровольно готовы лишиться представительства своих интересов в парламенте. Для сравнения: в Киеве таких всего 10 %.

Тешу себя надеждой, что в Украине сейчас наконец то формируется единая нация. Мне кажется, она появилась и цементирует все, что происходит. И если это так, то тогда мы выдержим и холодную зиму, и ухудшение качества жизни.

Меня убивало в социологических исследованиях последних годов, что все сильнее росло общее убеждение, что “от меня ничего не зависит”. Я ожидаю, что в свежих социологических опросах мы увидим заметное развитие по этому вопросу.

Сейчас есть чувство, что от нас что то зависит. Что мы — не стадо, которое направляют в общий загон. Это очень сильное отличие даже от 2004 года — тогда все стояли за Ющенко, а сегодня каждый стоит за себя. Никто не считает мессией ни Петра Порошенко, ни Арсения Яценюка.

Молодежь просто охватил патриотизм. И даже вот эта смешная раскраска заборов в желто-голубой цвет — пусть будет, этим важно переболеть. Дело в том, что когда СССР распался, мы полностью отказались не только от советской идеологии, но и от необходимости иметь идеологию в принципе. Это наша ошибка. Не идеологическим может быть только очень развитое, зрелое общество. А нашему обществу быть таким — это лишиться защиты. Так что когда дети ходят в вышиванках и поют гимн — это очень правильно.

Без децентрализации наше государство не выживет. Но при этом хорошо бы иметь сильную центральную власть, и времени ждать, пока наша власть станет такой, у нас нет. Единственный выход — укрепить ее сильным гражданским обществом. Важно, чтобы низовая самоорганизация не оказалась ситуативной, чтобы сформировались институты гражданского общества. При слабой государственной власти у нас нет другого выхода.