Пушкин – гений, и я его очень люблю, правда. С детства читала его с восторгом, Евгения Онегина знала почти всего наизусть, до сих пор храню полное собрание сочинений, и с неменьшим удовольствием перечитываю – как поэзию-прозу, так и дневники и заметки. Но вот фраза «Пушкин наше всё» приводит меня в негодование.

К Толстому-Достоевскому у меня нет такого восторженного отношения. Первые  годы в США не переставала удивляться одному  странному факту. Стоило на какой-нибудь вечеринке признаться новому знакомому что я русская, как следующей фразой его с вероятностью в 80% было «О, я так люблю толстоевского, это гениальная литература».  По наивности я начинала выпытывать – чем же эта литература кажется ему такой гениальной. С вероятностью в 99% новый знакомый затухал и беседу вежливо сворачивал.

Пообвыкшись и пообтесавшись, понабравшись американских навыков общения, я этот феномен разгадала. «Любовь к гениальной литературе» оказалась просто-напросто банальной затравкой разговора с человеком, о котором  кроме его национальности  неизвестно ничего. Представилась  бы я кулинаром, со мной бы начали разговор о кухне, была бы я спортсменкой – о спорте, была бы француженкой  –  спели бы что-нибудь из Les Misérables.

 Хороший метод, когда с новым человеком поговорить-пообщаться хочется, но не знаешь с чего начать. --  Ах, у Вас такой милый акцент, откуда Вы?  Неужели из Канзаса?  О, замечательный штат, я с детства люблю «Волшебника страны Оз»!   Вуаля, разговорная мельница завертелась, Анна Павловна из одноименного салона удовлетворена.

В один прекрасный день до меня дошло, что мои назойливые приставания к аборигенам по поводу толстоевского были элементарно бестактными. Их ведь интересовала не великая русская литература, а я лично. И ожидали они в ответ не экзамена по давно забытому предмету, а личной симпатии.

Почему раздражает, когда из русской классической литературы делают священную корову?  Потому что ничего особенного  в  этой литературе нет, если сравнивать её с  литературой вообще.  Пушкин гениален, но Верлен с Бодлером не хуже. Капитанская дочка – шедевр, но и Три мушкетера – тоже. Барышня-крестьянка замечательная проза, но и тема, и стиль практически повторяют французские романы того времени,  которые пеклись в Париже сотнями, точно также, как сейчас пекутся тысячами любовные истории в бумажных переплетах, специально для прочтения на пляжах и в поездах.

И если сегодня кто-то говорит, что русский народ такой особенный и духовный, потому что у него были Пушкин, Толстой и Достоевский,  это значит только одно:  ленивые и нелюбопытные не читали даже в переводах того что написано человечеством на других языках. Они хвалят своё болото просто потому, что им лень вылезти за его пределы. 

Не уверена, что эффективный менеджер вникал в перипетии дискуссий западников со славянофилами.  Менеджером  он был действительно гениальным,  замотивировать своих подданных мог как никто до него, и недостаток образования ему в этом не мешал, да и подданые-то  были не намного образованнее его самого. Вполне допускаю, что он сам, своим умом дошел до невероятных высот управленческой мысли  и создал управленческий шедевр: идею уникальной духовности великого русского народа.   

Последствия мы знаем – немыслимые преступления и лишения, десятки миллионов смертей были не просто оправданы, а приняты с неподдельным энтузиазмом.  С тех пор эта гениальная управленческая идея подспудно внедряется подрастающему поколению  в том числе и через «уникальную духовную» русскую литературу.  Старый мем продолжает воспроизводить себя в сотнях миллионов школьников.  Отмучил в школе «Преступление и наказание» -- и вперед! Уже духовный, уже представитель самой высокой в мире культуры, самой читающей страны, и можно смотреть свысока на тупых бездуховных пиндосов.

В сущности, внушать людям с детства, что их  литература самая-пресамая в мире, означает искусственно ограничивать их кругозор, убивать их интерес, доверие и открытость миру.  На сегодняшний день идея об исключительной духовности русской и только русской литературы стала мощным инструментом защиты русских от любого инакомыслия. Результат --  одобрямс зашкалил и торжествует «наше навсегда».