Одной из самых показательных дискуссий в украинском интернет пространстве, на мой взгляд, есть спор о том, а нужен ли нам вообще Донбасс, стоит ли оставаться с ним в одном государстве на условиях, предложенных Путиным, продолжать ли отвоевывать его, в том числе и у людей, живущих там, или вручить его оккупанту, пусть мается. Памятуя наш опыт, скучать ему не придется.

Свое мнение по этому поводу у меня конечно же есть. И я его конечно уже высказывала еще находясь в оккупированном Крыму: что-то про козу, баян и смысле такого союза. Но сейчас не о смыслах и не мнениях, а о морально ценностном стержне, без которого взрослая развитая личность  остается взрослой инфантильной особью, в меру вменяемой, в меру странной, но совершенно нелогичной в своих поступках. Итак. Донбасс. Для того, чтобы говорить о неком Донбассе, необходимо отличать о чем же конкретно идет речь. О людях? О каких людях? О территории? О какой территории? Конкретизировав дискурс, обычно удается найти решение, выработать оптимальную ситуации модель поведения.

Украина погружается в стокгольмский синдром, уже не имея возможности отличить его от человеколюбия и великодушия. Аргументы адептов целостности страны любой ценой обычно касаются: Раз - там много людей которые все осознали; Два - там много людей, которые когда-нибудь, потом, все осознают; Три - там много людей, которые никогда ничего не осознают, но если мы будем о них хорошо заботится, то они станут смирными, совсем ручными и совсем не опасными.

Стокгольмский синдром — термин популярной психологии. Классическая версия науки предпочитает говорить о защитно-бессознательной травматической связь, взаимную или одностороннюю симпатию, возникающую между жертвой и агрессором. Под воздействием сильного шока жертвы начинают сочувствовать своим поработителям, оправдывать их действия, и в конечном счёте отождествлять себя с ними. Своим наименованием термин обязан известному случаю захвата заложников в Стокгольме.

23 августа 1973 года, бежавший из тюрьмы вооруженный преступник Ян Эрик Улссон ворвался в банк в центре Стокгольма и захватил четырех сотрудников банка – трех женщин и мужчину (Бриджитт Ландблэд, Кристин Энмарк, Элизабет Олдгрен и Свен Сафстром). Грабитель выдвинул требования: деньги, оружие, автомобиль и свободу для своего сокамерника – Кларка Улафссона. В противном случае грозился убить заложников.

Тут же было удовлетворено одно из требований грабителя – из тюрьмы в банк доставили Кларка Улафссона. И несчастной (а может, счастливой) компании заложников предстояло провести вместе с террористами в небольшом помещении более пяти суток и своим поведением озадачить психологов.

Т.к. не все требования Уллсона были удолетворены (не было денег, оружия и автомобиля), он стал угрожать заложникам и обещал в случае штурма всех их повесить. Также он красноречиво продемонстрировал серьезность своих намерений тем, что ранил одного из двух проникших в здание полицейских, а другого обезоружил и под дулом автомата заставил спеть песню. Ситуация была напряженной. Однако дня через два отношения между грабителями и заложниками несколько изменились. А точнее, улучшились.

Захваченные пленники вдруг начали критиковать полицию и требовать прекратить усилия для их освобождения. Одна из заложниц, Кристин Энмарк, после напряженных переговоров Улссона с правительством, сама позвонила премьер-министру Швеции Улафу Пальме и заявила, что ничуть не боится Улссона с Улафссоном, а наоборот им симпатизирует и требует немедленно выполнить их требования и всех отпустить.

В конце концов, 28 августа, на шестой день драмы, полицейские при помощи газовой атаки благополучно взяли штурмом помещение. Улссон и Улафссон сдались, а заложники были освобождены.

Освобожденные заложники заявили, что не боялись преступников, которые ничего плохого им не сделали, а боялись штурма полиции. Впоследствии между бывшими заложниками и их захватчиками сохранились теплые отношения. По некоторым данным, четверка даже раскошелилась на адвокатов для Улссона и Улафссона.

Может показаться, что история про "жителей Донбасса" и "путинскую гуманитарную помощь", где он - агрессор, они - заложники, мы - освободители. Но это поверхностный взгляд. На самом деле в драме участвуют четыре стороны. Три внутренних, украинских и одна, четвертая - братская. Так Украина, как государство в лице власти и армии должно освободить жителей Донбасса: 1. от агрессора, которого они призвали, как освободителя; 2. от заблуждений, страхов перед "хунтой" и "бандеровцами"; 3. специфических донбасских мифов про "кормим всю страну" и "деды воевали", которые и спровоцировали ситуацию. Это первая сторона. Вторая, конечно же, сами жители Донбасса, отстаивающие свои конституционные права с помощью "Буков" и "Градов". Третья - это мы, дорогие мои. Да - да. Именно мы, люди идентифицирующие себя с украинской нацией. Ну и четвертая сторона стокгольмского спектакля - Россия, Путин, и опять же не виноватый ни в чем российский народ, который воюет на нашей земле и убивает нас сотнями, потому что обманут и не осознал. Вот примерный расклад. Мило. Главный вопрос, а кто же тут заложник, кто грабитель, кто полицейский, обливаемый помоями критики от тех, кого он собирается освобождать. А Путин? Путин в этой истории страх, глубинный, животный страх смерти, погибели украинского государства, что призван толкнуть жертву в объятья мучителя, захватчика и спровоцировать идентификацию, вплоть до полного растворения в идеалах и ценностях захватчика.

Надо понимать, что сражаясь со своим извечным врагом - Империей, мы находимся в отношения с Донбассом, выдаивавшим нашу Родину десятилетиями, навязывающим нам свои идеалы-обманки как нечто ценное, о чем мы должны подумать, перед тем, как мечтать о собственной свободе, с радостью, не стесняясь травившим нас из-за спин Беркута и злорадствующим по поводу нашей отчаянной борьбы за собственное Достоинство, а теперь, после всего претендующим на роль нашего надсмотрщика, господина, извечного рентополучателя. В стокгольмский синдром жертву погружает не агрессор, а страх боли и смерти. Именно страх заставляет психику жертвы солидаризоваться с агрессором, чтобы быть его частью, а не его грушей для битья. Страх утраты государственности, подмененный страхом утраты условной целостности, привел к тому, что вместо поиска спасения для себя, мы ищем объяснение такой лютой ненависти, которую демонстрируют нам наши еще недавно сограждане.

Очень не хотелось бы, чтобы украинцы, как жертвы, попавшие под влияние стокгольмского синдрома, вдруг решили, что они и коллективный Донбасс - это одно и то же и начали противиться свобождению, чувствуя себя в одной упряжке с агрессором и начали действовать с ним заодно, способствуя уничтожению освободителя, то есть нашего с вами государства. Раз мы пока не можем отвоевать  Донбасс у "дамбасян", может самое время позаботится о том, чтобы не дать им поработить нас, или того хуже, уничтожить в угаре вседозволенности? Когда украинцы начнут воспринимать Украину, как сообщество украинских граждан, а не скопление территорий, ответ придет сам собой.

В истории стокгольмских заложников, освободители - полицейские насильно освободили заложников, даже помимо их "воли", одурманенной продолжительным страхом. Это то, как должно поступить хотя бы для того, чтобы вчерашние заложники выжили и могли однажды скинуться оказавшемуся, и заслуженно, в тюрьме беглому бандиту, на передачку.