Углегорск уже был наш. По центру города катались БМД, и были выставлены посты.

Мою машину до центра, на буксире дотянул танк, так как к тому времени ее уже очень не плохо потрепало. Поступает приказ, экипаж должен остаться в городе, а меня в Дэбальцево на ремонт. Я не сопротивляясь даю дотянуть себя в базовый лагерь. Приехав туда среди ночи, и не зная куда мне идти ночевать, так как мой взвод остался в Углегорске, я принимаю вежливое приглашение рем.роты и ближайшие три дня живу у них... и в течение всех трех дней парни меня выхаживали и откармливали, а в перерывах я приводил в порядок свою БМД. Поменял радиатор, расплавленный от пробившей броню кумулятивной струи, поменял разбитые тримплекса... по мелочи много чего сделал, трех дней хватило с головой что бы еще и в Дебальцево погулять. Зайти, тогда еще в не разбомбленный АТБ, по магазинам пройтись, с людьми пообщаться.

В тот же день, когда в принципе я уже все сделал с машиной что бы она была готова к бою, вечером я узнаю что на следующий день, рано утром, мы выступаем на штурм. Все забыли про меня, так как я был не с подразделением, и собирались наверно поехать сами, но я вызвонил всех кого можно было, и мне нашли место в завтрашней развлекухе. 

Через час, я уже знакомился со своим новым командиром роты, с которым я провел замечательные следующие два месяца своей жизни.

Запасся маслом, водой, до выдвижения еще оставалось около четырех часов и я решил вздремнуть. Вдруг обнаружил что у меня порвалась цепочка, и мой крестик потерялся. Немного даже тревожно стало. Но что уж тут поделать, лег спать. Когда проснулся побежал к врачам за обезболивающими, 
так как у меня снова начал невыносимо болеть живот.

Когда наступило указанное время, колонна уже было выстроена. Механиков и командиров построили и начали инструктировать, что мол едим на столько-то десятков км в глубь вражеской территории, что срать не надо, что и из больших жоп выходили... и все в этом духе. Я закинулся таблетками, и мы выдвинулись в путь, тогда еще в незнакомый мне город Ждановка.

При подъезде к городу нас начали обстреливать из минометов, но в принципе ничего серьезного там не было. Быдлота с автоматами, да и все.

Ждановку взяли без потерь, во всяком случае я о таковых не знаю. В городе были только местные упыри, которые называют себя ополченцами, в их число обычно входит шпана местная от 18 до 40, это та шпана, которые даже в сорок лет, все еще считают себя малолетними бандитами, хоть и живут с родителями. В каждом районе есть такие "авторитеты". Ну и наркоманов с алкашами среди них хватает. Это, между прочим, не мои слова, а местных жителей. Как сказал один дядька из Коммунар : "те, кто вчера ходили мелочь собирали на чекушку, сегодня уже в ДНР". И вот когда мы зашли в город, их хватило минут на 15-20 боя, затем они сели в машины, кто успел, и уехали, у кого вышло. Пока мы стояли в городе, местные жители начали нам нести баклахи с водой и бутылки с молоком. Мы надеялись что после взятия города нас отправят обратно в Дэбальцево, на отдых, но так не случилось.

Мою машину оставили на сепарском блок-посту, на выезде из города, пока вся бригада проедет. 

Затем поступила команда, и мы направились туда, где нас полтора месяца посыпали с градов, минометов и гаубиц, где в первые же дни я увидел больше крови чем за всю свою жизнь.

И вот поступает следующий приказ мы выезжаем из Ждановки и едем в Коммунар (Нижняя Крынка).

Когда приехали, уже смеркалось. Позицию нам указали на холме. Дальше никаких приказов, просто было сказано ждать. Выставили наблюдающих и начали ждать. Прождали мы так сутки и поняли что может это ожидание затянуться. Начали выбирать себе позицию получше. Нашли яму что бы прятаться от арты, загнали машину так чтобы она была более менее прикрыта, и могла стрелять в указанный сектор, и продолжили ждать. Помню вид который открывался с того холма. Села и города что были видны на горизонте, все дымились и горели.

Следующий день был такой же как предыдущий,  пока мы не услышали звуки летящего в нашу сторону града. 

Сразу все попадали в яму. Когда вылезли, увидели что большая часть залпа посыпалась на село.

Были слышны истерические крики женщин из села. И тут слышим доклад по радиостанции, от машины которая находилась от нас метрах в ста пятидесяти. Доложили о потерях. И тут связались с нами, сказали съездить к ним проверить. Я с командиром и наводчиком сели в БМД и поехали. Когда я остановил БМД и вылез, то не мог понять что я вижу. Изувеченные тела, валяющиеся конечности, торчащие кишки из пробитого живота, тела в не человеческих позах, кожа черная как уголь, только зубы и глаза белые, разорванные тела без голов, стоны, хрипы, и запах... Никогда в жизни не забуду этого запаха, еще день наверно я не мог отмыть руки от него, и даже сейчас мне легко вспомнить этот тошнотворный запах теплой крови.

После пяти секунд осмотра всего этого кошмара, я спрыгнул на землю и мы начали грузить раненых. Их кажется было пять, тяжело ранены двое, позже оба погибли. Эвакуировать раненых было приказано мне, так как колесная техника там бы не прошла. С горем пополам, так аккуратно как мог, я довез парней до асфальтированой дороги, где стояла медичка. Выгрузили всех, я развернулся и поехал обратно за остальными, когда приехал, мне стало понятно что спешить уже некуда. Погрузили парней, и то, что от них осталось на машину, и я снова поехал к дороге. Начали выгружать пацанов, и тут оказалось что у медиков не хватает мешков... Я начал кричать на одного, думал что придушу их там после того как они предложили положить одного в дождевик. Я не помню физиономии того парня который был типа медиком, но когда перед тем как выгрузить парней с машины, он указал на одного и сказал: "зачем вы наложили него других, он же дышит" - я отодвинул верхнего и показал что он без головы, сомнения о компетентности этого врача возникли не только у меня. 

Кровь была повсюду, вся машина была в крови, на моем туловище чистыми были только те места которые были прикрыты тельником, да и сам он аж блестел от сгустков засохшей крови на нем. Помню комбат спросил у меня как я себя чувствую, а я улыбнулся и сказал что лучше всех, а сам посмотрел на свои руки и подумал: "да уж, во всяком случае точно получше чем некоторые".

Когда закончили с эвакуацией раненых, мне сказали что в нашу сторону движутся танки. Против танков мы имели только ПТУРы, еще кто-то говорил про гаубицы, но сам я их не видел. Так что примерно за минуту я уже свыкся с мыслью что день будет долгим и тяжелым, только просил у Бога до утра дотянуть. Взял телефон и позвонил домой. Поговорил с мамой, нижняя губа так дрожала, думал что вот-вот и заплачу, родителей успокоил, сказав что я все еще нахожусь в тылу, что до передовой далеко, утер сопли и пошел к машине, нужно было готовиться к обороне. 

Было принято решение бросить пост на холме и спустится в село. А наблюдателей оставить только на терриконе который был недалеко. 
У одной из машин сгорело сцепление, передачи не включались. Меня позвали посмотреть в чем дело. Недолго подумав, я принял решение тупо затолкать этот БТРД в село своей машиной. Так и сделали. 

Ночь мы пережили спокойно, танков так и не было. Я впал в небольшую депрессию. Нужно было кому-то выговориться, но не было кому, там и так все всё знали, там этого никто не обсуждал, а домой я тоже не мог позвонить и рассказать. И остался я со своими мыслями наедине. Почему-то мне пришло в голову выговориться на бумаге, она то все стерпит. И я написал свой первый стих, он получился не айс, но и был написан за пять минут.

Кто-то был в Афгане,
Кто-то был в Чечне.
И то что там увидели, 
Будет с ними вечно.
Я не был там, не мне судить
Кто прав , кто виноват.
Права не имею.
Но то, что видел я, 
Я тоже не забуду.
Когда, на вид, могучий террикон,
Дрожал как пес трусливый,
От залпов вражеских огней.
Когда рука лежит, а рядом голова,
А тела нет. Его не стало.
И лиц друзей я не забуду.
И как смеялись над врагом.
И как делили на троих, 
Последнюю краюху хлеба.
А теперь из тех троих, остался только я,
И тельник в память мой, 
Весь в крови и саже...
Позор тому кто с нами не был.
И Слава тем кого уж нет.
А тем, кто из нас остался...
Забудьте нас и не вспоминайте.
Не нужно славы нам, внимания не нужно.
Дай Бог дожить, ну вот и все.
А там уж сам скажу,
Что я, был на Донбассе.

Потом я написал еще три, уже в более спокойном состоянии, но прокручивая и вспоминая все, что произошло за эти пол года.

Где-то здесь спрятан Бог,
И истину мы ищем среди взрывов.
Нет. Святыни не нашли, 
Но мы упорно ищем.
Можно ли метал бояться?
Можно даже погибать.
Идет обмен свинцом, 
Никто не хочет уступать.
Лежит Русланчик на земле,
И улыбаясь смотрит в небо.
Нет. Это не улыбка, закрою я ему глаза.
За это время насмотрелся он сполна.
А нам еще все предстоит.
Понять, увидеть, пережить.
Гореть, дойти и победить.
Любить, рожать и просто жить.
А за спиной огонь и сажа.
Кожи нет, остался пепел,
И круглых пятнышка два белых.
Взгляд которых устремился в небеса.
Смотрят как плывут над нами мирно облака.
Им уж точно дела нет до нас.
Десять, сорок или сто...
Проплывут и не заметят.
Никому не нужные высоты остаются позади,
А мы уже сидим и представляем,
Что же ждет нас впереди.

В селе мы разместились в заброшенном доме, но через неделю мы немного сместилось и стали в другом месте.

Стали мы на окраине села, в поле, и начали сразу окапываться, грунт был такой, что мы две кирки сломали пока углубились хотя бы по пояс. Но к счастью на следующий день к нам приехал трактор, но и он смог вырыть яму только метра полтора.

За то время что мы провели в Коммунаре, я увидел насколько много на Донбассе хороших людей. Нас кормили, нам приносили вино, молоко, варили компоты. Одного из наших даже сватали). Я познакомился со многими шахтерами. С несколькими людьми до сих пор созваниваюсь. Когда местные выезжали из своих домов, они оставляли нам ключи, просили присмотреть за домами и хозяйством. Не разу за полтора месяца никого из наших не отравили.

Помню когда где-то через полторы недели нашего пребывания в селе, к нам пришла женщина с кастрюлей, и то что она сказала, я наверно никогда не забуду, а фраза звучала примерно так: "Привет, я Света, я живу одна"- и все, это все что она сказала))) 

Мы ели дождались когда она уйдет что бы начать ржать. Когда у местных стало туго с едой, то уже мы начали делиться с ними сух.пайками. В общем прожили мы там как-то полтора месяца.

Будили нас минометные обстрелы, стреляли по нам из гаубиц, иногда в день было до восьми залпов града.

Где-то через пару дней после первого града, до нас дошла информация что мы в окружении. 

В то время когда мы там стояли, на картах АТО эта территория была отмечена как сепарская.

Скажи, Андрей, зачем ты так?
Ведь у тебя жена и дети.
Все дома ждут тебя любя,
А ты тут, свисаешь с моего плеча.
Толи плечо мое слабеет,
Или ты вдруг весь обмяк.
Но не ссы, братиш, прорвемся,
Осталось метров двадцать пять.
Погоди. Я слышу свист !
Все, не страшно, то свои.
Встаю... может и получится дойти.
И не думай, Насте я звонить не стану.
Сам потом ей все расскажешь,
Сынишке шрамики покажешь.
Нужно только, брат, успеть.
Эй !! Глаза бегом открой,
Покричи или поной.
Но только, сука, не молчи!
Вот и броня, почти пришли.
А ну, ребята, помогайте.
Ложи его на силовой.
Эй, Андрюх, чего не дышишь?
Что, не скажешь ничего?
Хорошо. Я позвоню...
Если до утра сам дотяну.
Ну прости, братан, до встречи.
Видит Бог, хотел успеть.
Но мне нужно к остальным.
У них тоже семьи есть.

Нам обещали что нас выведут в конце августа, но получилось это сделать только в начале октября.

При уходе мы взорвали мост, удержание которого и была наша первостепенная задача, как нам говорили. 

Сам я этого моста в глаза не видел.

Было очень поганое чувство когда мы уходили, осознание того что все эти жизни были загублены зря, комом стояло в горле. Накануне выезда обратно в Дэбальцево у нескольких парней случались истерики по этому поводу, что пацаны погибли зря. 

Вот так не вдаваясь в подробности я провел свой последний месяц лета и сентябрь.А в начале октября нас вывели.

17 сентября
Сколько слёз и сколько горя 
Нам принёс всем этот край.
Сколько жизней мы отняли. 
Сколько жизней мы спасли.
И не может из души
Вот так вот просто всё уйти.
Кто и как не хотел бы нас понять,
Это невозможно...
Эту тяжесть невозможно передать.
Никто и никогда нас не поймет,
Даже матери и жены.
Мы навсегда обречены,
С этим быть в душе одни.
Слёз, сочувствия не нужно, 
Сами плачем по ночам.
Снятся парни нам живые,
Улыбаются и там, 
Но они уж не проснутся,
Никогда не засмеются,
И с любимыми своими
По парку больше не пройдутся.
Своих детей не воспитают,
А у кого-то их и нет.
И не будет никогда,
Ведь отцов уж больше нет.
За что мы все тут воевали?
За что ребята погибали?
Зачем страну свою продали
Эти твари на верху?
Мы ответы эти знаем.
Честь свою не променяем.
За нами те, кого мы любим,
За них готовы умереть.
За Вас сидим в грязи, в окопах.
За Вас готовы встретить смерть.
Нас выводят, мы уходим.
Но конец ещё не скоро.
Мы вернёмся и закончим
То, зачем сюда пришли...